Всего одно злое дело. Элизабет Джордж

исчезнет из его дома.

      Она ни о чем особенно не думала, когда подъехала к дому и увидела полицейский «воронок», стоящий перед виллой. Он был припаркован вторым рядом параллельно со старым «Саабом», и в вечернем свете Барбара увидела, что почти все обитатели дома вышли на улицу. Они группками стояли на тротуаре, как будто ожидая, что вот-вот кого-то выведут в наручниках. Хейверс спешно припарковалась, нарушив все правила. Она услышала, как кто-то сказал:

      – Не знаю… Ничего не слышал, пока не приехала полиция.

      Барбара быстро подошла к зевакам.

      – Что случилось? – Она обратилась к миссис Сильвер, которая жила на втором этаже. Как всегда, на ней был надет воздушный передник с подходящим тюрбаном. Она жевала какой-то шоколадный «антидепрессант».

      – Она позвонила в полицию, – сказала миссис Сильвер. – Или кто-то другой. Может быть, даже он сам. Сначала были крики. Мы все их слышали. Кричали они оба. И еще один человек. Не англичанин, судя по акценту. Я не знаю, на каком чертовом языке он кричал. Не знаю. Но не важно. Их было слышно, наверное, на Чолк-Фарм-роуд.

      Звучало как стенограмма. Но стенограмма чего? Этого Барбара не знала. Она оглянулась посмотреть, кто еще был среди зевак. Сержант сразу заметила, кого среди них не было. Затем она повернулась к дому и увидела, что все огни в квартире на первом этаже были зажжены, а французские окна открыты.

      У нее перехватило горло.

      – Ажар… С ним что-то?..

      Миссис Сильвер повернулась, увидела лицо Барбары и сказала:

      – Она вернулась, Барбара. И не одна. Что-то случилось, и она вызвала полицию.

      Чолк-Фарм, Лондон

      «Она» могло значить только одно. Вернулась Анжелина Упман. Барбара порылась в своей сумке и выудила удостоверение. Только оно одно могло обеспечить ей доступ в квартиру Ажара, и не важно было, кто там находился. Она протолкалась через остальных соседей, открыла калитку и пошла по лужайке. Крики становились громче, по мере того, как она подходила к французским окнам. Теперь ясно слышался голос Анжелины.

      – Пусть он скажет! – кричала она кому-то. – В Пакистан! Он увез ее в Пакистан, к своей семье. Ты просто монстр! Сотворить такое со своей собственной дочерью!

      Затем панический голос Ажара:

      – Как ты можешь такое говорить?

      Затем иностранец с сильным акцентом:

      – Почему вы не хотеть арестовать этот человек?

      Барбара вошла, чтобы увидеть сцену с замершими действующими лицами: два констебля в форме расположились между Таймуллой Ажаром и Анжелиной Упман. Она казалась похудевшей, темная тушь резко оттеняла ее глаза траурным цветом. Мужчина рядом с ней был красив, как может быть красив идеальный образчик для скульптуры атлета. Густые вьющиеся волосы, широкие плечи и грудь. Кулаки у него были сжаты, как будто он готовился нанести удар Ажару, как только до него дотянется. Один из констеблей блокировал его, пока Таймулла и Анжелина кричали друг на друга.

      Первым Барбару увидел Ажар. Его лицо, и так истощенное за эти месяцы,