Все могу (сборник). Инна Харитонова

как чаще.

      Главный редактор Сергей Петрович Алексеев по-настоящему уважал две вещи – диалог и сигары. Считалось, что он бросил курить, а сигары – так, баловство. И вот он сидит в своем кабинете, в сизом дыму, под парадными фото и юбилейными номерами родной газеты, засунутыми под специальное антибликовое стекло, смотрит на посетителей, а те в свою очередь – на чучело белки, прибитое к стене. Белку когда-то искусственно расширили, сделали толстою, с подносом, на котором сложной вязью написано: «На орехи», и денежки положили разной ценности.

      – Петрович, ты пойми. Очень надо. Хорошие люди. Помощи просят… Сейчас уже не осталось никого, похожего на тебя. Все, блин, хотят повторить тебя. Но доверяют только тебе. Ты настоящий. Легенда. Обоюдно. Такое дело. И по бизнесу – не нуляк. Только и всего – привлечь взгляд. Поставить вешку.

      Сергей Петрович и похвалы любил, но утренние гости его немного пугали.

      – Ген, хероплет ты… А ты, Ген, слыхал, что в цирке слоны пьют? – Главный игриво выпустил дым. – Да. Ведро спирта на бочку воды.

      – При чем тут? – Гена умел не слышать сарказма.

      – Вот это – бизнес! Зима долгая. Слоны мерзлявые. Помоги лучше слонам, Ген.

      – Ну, пошли человека, Сергей Петрович. Чего тебе стоит?

      В дверь постучали, и с вопросом «Можно?» в кабинет просунулась чья-то голова. Сергей Петрович встал, протянул посетителям руку, извинился:

      – У меня летучка. Буду думать…

      В кабинет вошли сотрудники, расселись вокруг стола и на диван, который находился поодаль. А Сергей Петрович все стоял в командирской печали, мусолил сигару, молча осматривал подчиненных и так же молча кивал на их приветствия. И вдруг спохватился:

      – Авдеева где?

      – У нее еще закрыто, Сергей Петрович.

      – Тогда начнем.

      И тут распахнулась дверь, и Марина в чем-то легком, голубом, улыбнувшись, спросила: «Пустите?» И он хотел было злиться, но тут же остыл. Как она это умела! Не «можно», не «я войду», не «извините», а простое такое словечко, и злость сгорела. Сергей Петрович, конечно, любил Марину, но своею, какой-то неклассифицированной любовью, любил как искусство невозможного, как радугу после дождя.

      – Опаздываем, Авдеева.

      – Простите. – Марине было нетрудно извиниться.

      – Обсудим номер. Выберем гвоздь. Прошу высказываться.

      Горский князь Нодар Маглобашвили, временно трудящийся в отделе преступности, воспользовался разрешением:

      – Что тут высказываться. Авдеева в очередной раз консолидирует успех.

      Сергей Петрович официальным тоном уточнил:

      – Авдеева умеет работать. Правда, не всегда хочет. Зато когда хочет… В отличие от тебя, Маглобашвили.

      – Мужская грудь не бабья ляжка, Сергей Петрович. – Нодар тоже любил диалог.

      – Тебе надо писать словарь. У тебя всему есть емкое объяснение, – порекомендовал Сергей Петрович.

      – Я попробую.

      – И вообще, я попрошу беречь время не для болтовни, а для плодотворной деятельности. – Главный начинал злиться, поэтому летучка вернулась