Запас прочности. Геннадий Михайлович Евтушенко

не вижу я автоматчиков. А ведь мы партию автоматов недавно получили.

      Комбат пожал плечами.

      – Не видел я ни одного.

      Лицо комбрига покраснело. Он потоптался на месте, обернулся к сопровождавшим его командирам. Спросил:

      – Где зам по тылу? Где Селихов?

      Ответом было молчание, потом отозвался начальник штаба:

      – Так он на командном пункте остался.

      Калашников обратился к стоявшему поодаль ординарцу:

      – Коля, кто тебе автомат выдал?

      Тот пожал плечами:

      – Так в штабе я его получил, как все…

      – Как все, говоришь? – помрачнел Калашников. Обернулся к начальнику штаба: – Где связь? Телефон!

      Связист подскочил к нему.

      – Есть связь, товарищ комбриг! Кого вызвать?

      – КП давай! – подождал ответа. Крикнул в трубку: – Комета? Комета? – Плюнул: – Тьфу!.. Где твой автомат, Трубников? – Дождался ответа. Отдал трубку связисту. Лицо его пошло пятнами, щека задергалась в нервном тике. Помолчал, справляясь с волнением. Сжал зубы так, что они скрипнули. Поднял глаза, обвел ими присутствующих, остановился на начальнике штаба. Губы его подрагивали. – Так, – сказал он, все еще пытаясь унять охватившую его злобу и снизив голос почти до шепота. Шепот казался зловещим. – Так. Значит, штабным автоматы, а здесь, в окопах, и винтовка сойдет? – Да я тебя!.. – Не удержался, сорвался на крик: – Я тебя к стенке! Понял? К стенке!!! – Схватил начштаба за ворот шинели. – Уже не кричал – орал: – Ты понял? Понял?

      Савельев бросился к нему.

      – Товарищ комбриг, товарищ комбриг! Успокойтесь. Ну успокойтесь же! – тоже кричал он, пытаясь оторвать руки комбрига от начальника штаба.

      Тот, белый, как только что выпавший снег, сам с трудом вырвался из рук командира. Губы его дрожали, голос срывался:

      – Иван Сергеевич, Иван Сергеевич. Я вооружением не занимаюсь, автоматы не распределяю. Я… я… – Он не мог говорить, голос его дрожал.

      Калашников разжал руки, отвернулся. Наступила гробовая тишина. Минуты три все молчали. Командир полка обернулся, ему почти удалось совладать с собой. Глухим голосом он сказал:

      – Прости. Нервы… – Перешел на командный тон: – Я пока здесь разберусь. А ты – на КП. Найди Селихова, передай: все автоматы – на передовую. Сюда, в окопы! Все! До единого! Кого увижу в штабе с автоматом – застрелю! Понял? – Снова не удержался, перешел на крик: – И самого его не пощажу! Понял? Все сюда! – Вздохнул. Достал носовой платок, дрожащей рукой смахнул пот со лба. – А бумажки в штабе и с винтовкой писать можно. – Добавил: – Ты понял? Немедленно все исполнить. – Устало махнул рукой. – Все. Иди уж.

      * * *

      Настал декабрь. Снега не было, но холодный северный ветер гнал по улицам пыль, забирался в рукава одежды и холодил не только руки – душу!

      Екатерина Ермолаевна зашла в дом, зябко поежилась, тяжко вздохнула. Не было ей покоя. В доме из продуктов остались только картошка да полбутылки подсолнечного масла. Подошла