Убийственный возраст. Геннадий Сорокин

Замерзну же, заболею и умру.

      – Пошли, – недовольно сказал Ефремов.

      Игорь, втайне от хозяйки, давно изучил содержимое шкафов Ефросиньи Ивановны. Утюг она хранила в тумбочке в зале. Гладильной доски у старушки не было.

      – Высушишь одежду утюгом, – сказал инспектор.

      Ефремов застелил обеденный стол покрывалом, воткнул утюг в розетку и вышел на кухню. Через пару минут Голубева позвала его:

      – Игорь Павлович, он не нагревается!

      – Кто не нагревается? – начал злиться инспектор.

      Ефремов вернулся в зал и встал на пороге комнаты как вкопанный. Наташа Голубева стояла у стола полураздетая: мокрое школьное платье было разложено на покрывале, почти сухая майка лежала рядом. Из одежды на девушке были только бюстгальтер и колготки. Плотные шерстяные колготки, заманчиво обтягивающие стройные девичьи ноги.

      – Это что за стриптиз? – спокойно, не выказывая удивления, спросил Ефремов. – Погоди, не отвечай, я сам попробую догадаться.

      Он прищелкнул пальцами, посмотрел в потолок, весело усмехнулся:

      – Понял, Наташа, я все понял! В прошлый раз я видел тебя раздетой снизу, а теперь ты решила показать, как выглядишь сверху. Так ведь?

      Голубева промолчала.

      – Ты знаешь, Наташа, а ведь это моя вина! С самого начала я не объяснил тебе, что профессионалы умеют абстрагироваться от соблазнов. Ювелиры не ощущают магии золота. Кассиры не воспринимают денежные купюры как эквивалент материального благополучия. Парадокс: сидит кассир, за день пересчитывает сотни купюр, но они для него не более чем бумага с установленным номиналом. Наступает день получки, и этот же кассир, получив десять десяток, относится к ним совсем по-другому. Безликие бумажки превращаются для него в деньги, на которые можно купить вещи и продукты.

      Девушка подняла утюг, быстрым движением прикоснулась к его разогретой подошве и стала гладить платье. Ефремов продолжил:

      – Запомни, ни один оперативник не станет флиртовать с женщиной, которая находится у него на связи.

      – Я так плохо выгляжу? – не отрываясь от работы, спросила Наташа. В ее интонации Ефремов уловил скрытый сарказм: «Что бы ты понимал в хорошеньких девушках, индюк надутый!»

      – Наташа, мне что, дифирамбы тебе петь? «Ах какие стройные ножки, аж душа замирает!» Выбрось эту дрянь из головы! Любая сексуальная интрижка неизбежно приведет к разрыву наших деловых отношений, а это меня не устраивает. Ты нужна мне в качестве источника информации, так что до поступления в институт можешь больше не раздеваться.

      Голубева отложила в сторону высушенное платье, разложила на покрывале майку.

      – Почему до института? – посерьезнев, спросила она.

      – Как только ты поступишь в вуз, у тебя тут же сменится круг общения и как агент ты для меня не будешь представлять интереса.

      – Клянусь всем на свете, я приложу все усилия, чтобы поступить, – заверила Голубева.

      – Ого, даже так! Помнится, совсем недавно ты была рада нашему сотрудничеству, а