Убийственный возраст. Геннадий Сорокин

Ефремов забрал рецепт, деньги оставил на месте. В конце записки он написал ответ: «Постараюсь».

      В ожидании агента, завербованного под псевдонимом Жаба, Игорь поставил на плиту чайник, закурил, сбрасывая пепел в раковину. Ровно в три часа он посмотрел в окно и улыбнулся. По узкой тропинке через заметенный снегом двор к нему на тайную встречу шла Наташа Голубева, она же секретный агент Жаба.

      Наташу Ефремов завербовал в самом начале лета. В тот день Голубева с подругами отмечала окончание девяти классов и так напилась, что не могла сама дойти до дома. Ее, пошатывающуюся и плохо соображающую, куда идти, привез в райотдел наряд патрульно-постовой службы. С первого взгляда оценив перспективы предстоящего сотрудничества, Игорь отобрал девушку у инспектора по делам несовершеннолетних и увел к себе в кабинет. Выбившаяся из сил Голубева мирно уснула на продавленном диване, а Ефремов сел за стол охранять ее сон. В полночь он попытался растолкать девушку, но тщетно. Она спала как убитая.

      Действуя уверенно и четко, Игорь снял с Голубевой джинсы, повернул ее на бок так, чтобы с определенного ракурса одновременно просматривалось лицо девушки и ее ягодицы в белоснежных плавках. Оценив со стороны свою работу, Ефремов позвал в кабинет эксперта-криминалиста с фотоаппаратом.

      – Сделай несколько кадров так, чтобы хорошо было видно ее лицо, – попросил он.

      – Ты что, Игорь! – запротестовал эксперт. – Ты посмотри, у нее же задница голая! Как я тебе ее сфотографирую? Нас же потом за изготовление порнографии привлекут!

      – Запомни! – властно и авторитетно заявил Ефремов. – Порнография – это всегда половой акт. А это, – Игорь рукой указал на ягодицы девушки, – это совсем не то, что ты думаешь. Это не эротика и не порнография. Это изделие советской легкой промышленности под названием «трусы женские хлопчатобумажные». Суть уловил? Нашими законами не запрещено фотографировать нижнее женское белье, хоть на девушках, хоть без них.

      Эксперт, используя вспышку, отщелкал несколько кадров и уже собрался уходить, как Голубева зашевелилась, изогнулась всем телом, свесила голову на пол. Рвало Наташу минут пять. Извергнув из себя скудное содержимое желудка, она повернулась на другой бок и засопела.

      – Отлично! – восхитился Ефремов. – Захотел бы такую композицию создать, не знал бы, как сделать. А ну-ка, красавица, повернись на этот бок!

      Игорь развернул Голубеву, и эксперт сделал еще несколько снимков, захватив в кадр лицо девушки, обтянутые плавками ягодицы и мерзкую лужу на полу. Через пару часов он принес Ефремову отпечатанные фотографии.

      – Держи, – сказал эксперт, – только никому не говори, что я принимал в этом участие.

      Посмотрев на снимки, Игорь восхитился:

      – Мастерски сделано! Что я должен за труды?

      – Как-нибудь после работы бутылку разопьем, и считай, что мы в расчете.

      – Заметано! – согласился Ефремов.

      Голубева проснулась с первыми лучами солнца, открыла глаза и сразу же поняла, что она не у себя дома,