Больная любовь. Игорь Дихтер

за Уотсеном.

      Они оказались в полутёмном помещении, стены которого были завешаны старинными картинами. Писатель опустился на диванчик и похлопал ладонью возле себя. Бертран сел рядом. Его лицо выражало живой интерес.

      – Когда к вам приходит мысль? Ночью или же днём?

      – И ночью, и днём.

      – Что вы при этом испытываете?

      – Волнение. Воодушевление.

      – Именно эти чувства я испытал при прочтении «Зелёной горы». Роман просто дарит второе дыхание, околдовывает… – с пылом заметил Брайтон.

      – На написание этой книги меня подтолкнули кое-какие события в личной жизни. Но, вообще, я считаю, что хороший писатель должен обладать богатейшей фантазией и писать то, что с ним никогда не происходило. Но так, чтобы ему поверили, – Уотсен достал из кармана брюк портсигар.

      – Вы никогда не испытывали того, что Говард? – тихо спросил Бертран, подаваясь вперёд, почти что непростительно близко.

      – Нет. Говард – мой выстраданный персонаж. Моё больное сознание.

      – Тем интереснее. Ведь, как вы заметили, писать о том, что пережил сам, достаточно банально, – Брайтон откинулся на спинку и в его глазах мелькнуло нечто отстранённое.

      Писатель подумал, что оттенки в этом человеке меняются так же быстро, как движутся секундные стрелки часов. Ему жадно, до духоты захотелось познать все грани его личности. К чёрту поездки! Он напишет новый роман. Ещё лучше предыдущего.

      – Вы живёте здесь, в Лондоне? – спросил Уотсен, убирая портсигар обратно в карман.

      – Да. Но я часто бываю в Америке.

      – У вас там родственники?

      – Я снимаю кино: оператор.

      – Неужели? Кино… Иллюзия… Чёрно-белый обман… – блекло улыбнулся Уотсен.

      – Зато какой обман! Люди готовы отдать всё, чтобы сняться в какой-нибудь захолустной картинке! – хмыкнув, с долей цинизма ответил Брайтон и встал. – К сожалению, мне пора. Есть одно дело. Но мы не договорили и я беру наглость настаивать на встрече. Когда мы увидимся снова?

      Бер-тран…

      Абрикосовая косточка, спрятанная в спелой мякоти сочного плода…

      – Завтра. Кафе «Сольфеджио». Шесть вечера, – хрипло ответил писатель, ощущая лёгкую дрожь в руках.

      – Хорошо, – отозвался Брайтон и вдруг рассмеялся всё тем же раскрепощённым смехом, от которого у Уотсена голова пошла кругом и кровь превратилась в раскалённое олово. Так смеются двое любовников, лежащих в кровати на смятых простынях. Так смеётся циник, услышав от романтичной невинной девчушки признания в любви. Смех, наполненный самовлюблённостью и уверенностью в своей неотразимости. Демонстрация раскрепощённости и свободы, чистый секс.

      Бертран вышел, и в комнате вдруг стало темно. Неземной свет погас.

      ========== Часть 2 ==========

      Кафе «Сольфеджио». Шесть вечера. Ноздри ласкает запах свежих вишнёвых булочек