Многоликий странник. Кирилл Шатилов

заканчивались тем, что бревно попадало в стремнину, и бездыханное, чаще всего, тело обнаруживали вдали от того места, где очередной безумец начинал свой последний путь.

      Таким образом, вабоны оказывались буквально запертыми на плодородных землях между рекой и Мертвым Болотом, вынужденные делить с шеважа лес, такой же непреодолимый и бесконечный, как Бехема. Со временем жажда поиска новых земель прошла, многие из отважных первопроходцев вошли в летописи Культа Героев, еще больше имен было позабыто, и теперь вабоны предпочитали не помышлять о том, чтобы отправляться в новые странствия. Они научились избегать того, что не имело смысла. Главный же смысл их теперешнего существования заключался в стремлении обезопасить жизнь своих семей и уничтожении непрошенных соседей – шеважа.

      – Клянусь отцом, с появлением этого чужеземца нашему покою пришел конец, – первым прервал молчание Хид. – И не только нашему, если Локлан действительно доставит его в Тронную Залу, и Ракли почтит его беседой при всем дворе. Обязательно найдутся умники, которым захочется вспомнить былые подвиги Героев и отправиться за тридевять земель искать новые земли и новых врагов. Как будто им не хватает лесных дикарей!

      Дайлет промолчал, ожидая, что по этому поводу скажут остальные. Сам же он был приятно удивлен проницательностью своего всегда такого немногословного зятя. Хид словно читал его собственные невеселые мысли.

      – Уж не намерен ли ты им помешать? – усмехнулся Саннак, водружая шлем обратно на мокрую шапочку. – Если бы Гейвен не был так глуп, он догадался бы сам допросить этого человека, а не тащить его к Граки. Тогда еще было бы время что-нибудь предпринять. А теперь молва будет бежать впереди них, и дураком окажется тот, кто попытается ей воспрепятствовать.

      Стражники согласно закивали, не замечая сердитых взглядов, которыми обменялись Хид и Дайлет. Никому не хотелось новых треволнений для своих чад и домочадцев, но еще меньше – попадать в число неугодных Локлану и его царствующему отцу. При всей своей справедливости Ракли был строг и не допускал, чтобы ему перечили или мешали. Всем был памятен случай, когда младшего брата Локлана, Ломма, заподозрили в заговоре против наследника, и Ракли, вникнув в суть предложенных на его суд доказательств, распорядился казнить сына. Мальчишке было всего четырнадцать. С тех пор мнения о правителе вабонов разделились: большинство придворных упрекали его – разумеется, про себя – в немилосердии и гордыне, тогда как люди простые приветствовали поступок своего правителя, не пожелавшего отступать от буквы закона даже ради самого близкого и любимого существа. Кое-кто, правда, называл это решение поспешным и опрометчивым, а Ракли – наивным и близоруким, поскольку они склонны были видеть в произошедшем коварный замысел Локлана, удалившего таким образом единственную возможную помеху на собственном пути к престолу.

      – Так