Мандарины, вперёд!. Марта Кауц

ты носишь подаренные мною трусы?» А я опа… – Вадим ослабил ремень, демонстрируя ситцевые трусы с ромашками. «До дыр сносил не снимая, за новыми пришел»

      – Традиция такая, – обиженно всхлипнула Наташа.

      – А разговоры за столом про подагру, запоры и псориаз, тоже традиция?

      – Не только про это!

      – Ах да, прости, еще про мордатого домового с бурой шерстью, который садится ей на грудь и дышит в лицо.

      В комнате повисло напряженное молчание, даже упакованный в комбинезон Олежка перестал сопеть.

      – Мама готовила. Старалась. Все для нас. Курочка, грибочки, пирог … – Наташа сделала еще одну попытку заманить мужа в гости.

      – Ты же прекрасно знаешь, чем заканчиваются подобные застолья. Напомнить?

      – Тебе трудно похвалить каждое приготовленное мамой блюдо?

      Вадим склонился в почтенном поклоне и запел елейным голосом:

      – Мммм… рыбка… ум отъешь. Картошечка – язык проглотишь. А курочка до чего сочная. Чудный пирог! Не подскажете рецептик? Испеку к выходным. Ах, это магазинный? В очереди час простояли? Оно того стоило! А я не хочу хвалить каждый проглоченный кусок. Я хочу просто жрать! Молча! Неужели трудно включить логику? Если ем, значит, нравится!

      – Я поговорю с мамой. Обещаю! – Наташа приподнялась на носочках и поцеловала мужа в губы. – Оливье, с говяжьим сердцем, как ты любишь…

      – Я с колбаской люблю! С докторской! И ложкой из общей салатницы наворачивать и чтобы никакая… кхе-кхе… мама в рот не заглядывала и под руку не ворчала: «До полуночи час, а оливье на исходе». А после полуночи истерику закатить, что салат не доели.

      – Значит, не поедешь? – Наташа изогнула бровь коромыслом.

      – Нет! – категорично подтвердил Вадим. – Всегда мечтал отметить Новый год один. В трусах, перед телевизором…

      – Со вчерашней вермишелью и банкой сардин на столе, – съязвила Наташа.

      – …и напиться до чертей!

      – Ну и оставайся со своими чертями! – Наташа сорвала с вешалки пуховик и ухватив истомившегося ожиданиям Олежку, вытолкала в подъезд.

      Дома в одночасье стало тихо и неуютно. У Вадима даже промелькнула мысль броситься вдогонку за женой и сыном, но усилием воли сдержал внезапный порыв.

      К десяти вечера, когда до чертей было еще далеко, но штормило прилично, ожил дверной звонок. Уверенный, что жена, не выдержав трехчасовой разлуки, вернулась в родное лоно, со всех ног бросился в прихожую.

      На пороге, в байковом халате и розовых калошах на босу ногу, стояла пожилая соседка, Антонина Валерьевна.

      – Я за тобой! – не поздоровавшись, озвучила она цель своего визита. – Знать не хочу, что у вас с Наташкой произошло, но негоже Новый год одному отмечать. Айда, Вадя, к нам. Выпьем, оливье покушаем. Салатик у меня особенный. С говяжьим сердцем, а не с какой – то там докторской. Пал Сергеич на баяне сыграет. Спляшем, споем, в картишки срежемся, одним словом, скучать не дадим.

      Вадим вежливо отказался от приглашения