Тихон. Сергей Николаевич Тихорадов

сила, сила… Послушай, как говорят люди. То, как они говорят, о них самих говорит точнее всего. Почему именно «сила»? Почему не «возможность», «энергия», «ресурс», «радость»? Потому что человек говорит о том, чего ему не хватает.

      Сила нужна тому, кто ощущает себя слабым. Но ощущающий себя слабым никогда не получит силу – потому что да отнимется у того, кто и так не имеет, и дастся тому, у кого и так есть. Бедные беднеют, богатые богатеют. Подобное тянется к подобному.

      Если слабый возжелает силы – как она к нему потянется, ведь она ему не подобна? Слабый может хотеть только страха, или из-за страха, вот в чем парадокс.

      Вот стоит маленький мальчишка, а нам ним лось старшеклассник, и обижает его как-нибудь. О чем мечтает в этот момент малыш? О том, как он вырастет, навешает, и так далее. Или о том, что сейчас появится старший брат, и навешает. Или о том, что лось сам убежит. В любом случае он грезит о страхе, который будет нагнан на лося из десятого «Б».

      Парадокс наш состоит в том, что даже воображая спокойствие и стремясь к нему, наш малыш в качестве движущей силы своего воображения все равно имеет страх. Это из-за страха он возжелал защиты и мира. Не будь страха – зачем ему хотеть его отсутствия?

      Второй нюанс: если вам нужна сила рода, значит вы слабый. Но разве вы не потому слабый, что ваш род слабый? Если бы он был сильный, то и вы были бы сильны, это логично. Тогда вопрос – как черпать силу из рода, который слабый? Поэтому признаем, что нам не нужна сила рода, нам нужно что-то другое, которое мы почему-то так именуем: «сила рода».

      Нам нужна не сила рода, нам нужно осознание рода. Это примерно как чинить старый автомобиль. Светишь фонариком под капот и понимаешь, что нужно исправить. И это понимание обеспечивает возможность дальнейшего движения, то есть, становится понятно – что делать. Конечно, можно назвать это понимание «силой», да ради Бога».

      – А ты нам своего майора суёшь, короче, – поставил точку отец Филип и оглядел публику.

      Ему было приятно, что речь свою он завершил словом «короче».

      Но публики не было. Она переместилась на кухню, из уважения к отцу Филипу оставив дверь приоткрытой, так что можно было сказать, что вроде как мы и тут, вроде как слушаем, если что. По крайней мере – слышим.

      Ушли не потому, что не хотели слушать, а потому, что с Архипом приключилась грусть. Человек без биографии воспылал было надеждой, узрев майора в родне: вдруг и у него, безлошадного и безжерёбого дяди Архипа, который в натуре никому не дядя и не племяш, появился шанс наковырять какую ни есть жизненную историю, происхождение заиметь какое-нибудь. Не от генералиссимуса, так хоть от майора – не инкубаторский же он, в самом деле!

      Но по рассказу отче выходило, что даже если и не инкубаторский, толку от этого мало, и ничем это дяде не поможет. Как был слаб и гол, так и останешься, пока не поймешь, что на самом деле ты могуч, как Шварц, и обпиджачен от самого Славы Зайцева, который на Москве есть большой модельный папа, кум королю, сват министру. Вот бы такого в родственники,