Синеет парус. Сергей Кишларь

лапы, пёс мощными скачками понёсся вслед Максиму. Любка испуганно бросилась к заднему крыльцу, поскользнулась, больно ушиблась о ступени. Не чувствуя боли, вбежала в дом. Последнее, что слышала она со двора, – озлобленное рычание рвущего добычу зверя. На ходу скинула валенки, схватила половую тряпку, на четвереньках суетливо вползла в кухню, затирая оставленные Анютой мокрые следы.

      Глафира суетилась у печи, бодренько напевая «Очи чёрные». Любка видела только мокрые пятна талого снега на гладких, выкрашенных в тёмно-вишнёвый цвет половицах, просыпанную у плиты золу, хлебные крошки у стола. Глафира, на секунду замолчав, что-то откусила, голос её исказился, переходя в аппетитное мычание.

      – Хватит ползать, – невнятно сказала она, роняя на пол новые крошки. – Я пирожки вынула, иди пробуй… С зайчатиной.

      Любка поднялась с колен, отряхивая мокрую руку. Хлюпнула соплёй, утёрла под носом. Протягивая ей пирожок, Глафира сокрушённо вздохнула:

      – Любка, и когда ты перестанешь быть деревенщиной? Не первый год у господ – пора чему-нибудь научиться.

      – Ничаво, нам не с золотых чашек пить.

      За комнатными цветами, за отражением лампочки в черном глянце окна, слышалось злобное рычание Гусара, возбужденные голоса. Девушка испуганно жевала, кивала головой, не понимая, о чём рассказывает ей Глафира. Косилась в угол на лик Спасителя, мысленно заклиная: «Господи, спаси и сохрани!»

      На пороге кто-то обстучал от снега ноги, заскрипела дверь. Любка запихала в рот весь пирожок, испуганно упала на колени, поползла вытирать пол. Вошёл дворник Панкрат.

      – Глафира, ты псов кормила?

      – Да ты же сам их кормил.

      – А ты, Любка, к псам не ходила?

      – Не-э… – промычала девушка набитым ртом и деловито полезла с тряпкой под стол.

      – Говорил я, надо в клетке у Гусара запор поменять. Что проку в той скобе? Видать, кидался лапами на дверь да и выбил скобу. Вырвался из клетки, на Максима-кровельщика кинулся.

      Перестав жевать, Любка навострила под столом уши. Сердце испуганно колотилось.

      – Насилу отогнал его, покусал парня до крови.

      – Так ему и надо, – сердито отозвалась Глафира. – Нечего по ночам шастать. Анюте тоже не мешало бы зубы к одному месту припечатать.

      Любка, осмелев, выползла из-под стола, затёрла за дворником мокрые следы, сердито ткнула тряпкой в его сапоги.

      – Опять наследил, дядя Панкрат. Мало того, что целый день, так ещё по ночам за вами ползать.

      Глава 4

      Над городским катком висели купола яркого электрического света, затканные серебристым игольчатым снегопадом. Разноцветными шарами поблёскивала в центре катка новогодняя ёлка. Звуки вальса влекли за собой вставших на коньки горожан, подгоняли их, кружили вокруг ёлки. Мелькали счастливые лица, плыла куда-то литая решётка городского сада, торопливо проносилась мимо колонная беседка с красными от мороза щеками музыкантов и блестящими трубами военного оркестра.

      На коньки