Кваздапил. Наявули 2. Петр Ингвин

не было.

      Почему-то стало тоскливо.

      Реальность, наконец, вытеснила сон. Что теперь?

      Просто жить, как жил до сих пор. В моих снах у Машки постоянно возникали проблемы, надо съездить и поговорить с сестренкой. Хотелось стать лучше – появился прекрасный повод заслужить ее дружбу и доверие.

      Я еще раз выглянул в окно и на лестничную площадку.

      Ничего. Ни скрипа подъездной двери, ни шагов по лестнице. Тихо и пусто. А жаль. После того, как любовь к Хаде оказалась сном, а «любовь» с Настей канула в прошлое и в будущем не принесет ничего, кроме нервных разбирательств со снимками, возможное общество Мадины казалось приятным. Мне было одиноко. Как сказал классик, «душа ждала кого-нибудь», и кто бы ни пришел, я буду рад.

      Стоило раздеться, погрузиться в воду и расслабиться, как в притворенную дверь ванной комнаты раздался стук.

      – Можно? – Не дожидаясь ответа, ко мне вошла Мадина. Скорее, влетела, будто за ней гнались. Глаза искрились, губы расцвели улыбкой: – Привет, это я.

      Передо мной в выразительном изгибе струилось обворожительное создание, одетое в накинутую на платье куртку. Наполнение темно-зеленого платья гипнотизировало, песочные часы талии жалили рельефом подробностей, расположенных выше и ниже, прямой взгляд нокаутировал любую мысль о бегстве с поля боя. По выразительным тонким губам пробежал язычок. Обладательница этих чудес пришла за реваншем, противник либо сдастся на милость победителя, либо будет уничтожен.

      От Мадины за версту веяло женственностью, искушением и некоей несвойственной возрасту зрелостью. Впрочем, заменим термин спелостью, так будет точнее, и представим не налитое яблоко, не тугой арбуз или размякшую дыню, а сочный персик. Бархатистый и прямо-таки сочившийся.

      Слова у меня испарились. Вещий все же был сон. Сбывалось пусть не все, но почти все.

      – Нашла тебя очень просто. – Как и во сне, щекотливая ситуация гостью не смущала. Мадина беззастенчиво разглядывала меня, прячущего хозяйство под решеткой скрещенных ладоней, в которых оно едва помещалось. – Спросила, показали. На остановке увидела длинноволосого с татуировкой, а Гарун рассказывал, что у тебя такой сокомнатник есть. От него узнала, что все отправились в клуб, а ты отказался. Твой приятель хотел меня проводить, но когда узнал, что я сестра Гаруна, дал мне ключи. Вот, оставляю, чтоб не забыть, передашь?

      Перед носом позвенела и упала поверх тряпок на стиральной машинке небольшая связка.

      Во сне Мадина забралась ко мне в ванну. Если все пойдет как во сне, то я могу предотвратить. Другой вопрос: хочу ли?

      Перед глазами все еще блестел смертью нож Гаруна. Нож, который должен был меня убить.

      Соблюдение древних традиций сломало мою любовь с Хадей и убило нас обоих – во сне. Там я изо всех сил боролся со свободолюбивым настроем Мадины во имя традиций ее брата – и едва не поплатился жизнью. Убить меня должны были те традиции, за которые я ратовал.

      Чью сторону принять сейчас? Нелепый вопрос. Здесь, в запертой квартире, находятся две стороны, обе хотят