Море. Валентин Костылев

же дьяку Васильеву, стоявшему около трона.

      Послов усадили на приготовленные для них места.

      Один из дьяков принялся громко выкрикивать по списку имена посольских дворян, удостоенных лобызания царской руки.

      Когда церемония окончилась, царь сказал:

      – Юрий, Григорий, Михайла, будьте при нас, у стола!

      Послы встали и низко поклонились.

      Дьяк прокричал имена польско-литовских дворян, приглашенных к царскому столу.

      Обед состоялся в Набережной избе, в простой обстановке.

      Во время трапезы царь тихо, как бы между прочим, сказал Ходкевичу:

      – Лифляндская земля – извечная вотчина князей русских и ни в которых перемирных грамотах за братом нашим не писана… а Нарва – старинный русский город Ругодив… Берем свое, а не чужое.

      Дьяк Висковатый в то же время нашептывал в ухо охмелевшему Гарабурде:

      – Лифляндская земля – вотчина нашего государя, ибо в лето шесть тысяч пятьсот восьмое прародитель его, великий государь Юрий Ярославич, самодержец Киевской и всея Руси и многим землям государь, ходил на тое землю ратью и пленил ее, и в свое имя град Юрьев поставил, и тое землю взял на себя, и от тех мест и до сих пор та земля русскому царству принадлежит.

      Ходкевич слушал царя с растерянной улыбкой, молча.

      Гарабурда тоже не противоречил Висковатому.

      А поодаль от царева места гудел в ухо пану Воловичу преданнейший царю слуга Бутурлин:

      – Государь будет требовать, чтобы выдал король изменников-перебежчиков… без того не может быть и перемирной грамоты…

      Пенилось вино. Играли гусельники. Хмелели паны и их слуги, а слово «Нарва» то тут, то там вдруг проскальзывало в хмельных речах ближних к царю бояр и воевод, и звучало оно грозно, каленым острием касаясь слуха польских панов.

      Много дней совещались польско-литовские послы с московскими посольскими людьми и ни к чему не пришли. Для передачи королю Сигизмунду была вручена грамота, в которой царь требовал «не вмешиваться Польше в государевы прибалтийские дела»; далее он требовал признания польско-литовским королем за Иваном Васильевичем царского титула, затем выдачи ему перебежчиков-изменников, чтобы совершить им строгий допрос и наказать их. Царь требовал также запрещения польским пиратам нападать на торговые суда, уходившие в море из Нарвы, и на иноземные корабли, шедшие в Нарву.

      По окончании бесед с послами Иван Васильевич с грустью сказал своим посольским дьякам:

      – Надежи немного на короля. Коль он из рук панов власть получил и умом их живет да императора немецкого слушает, какой же он есть владыка в своем государстве?!

      Послухи Малюты Скуратова вызнали тайно у посольских слуг, будто Сигизмунд хитрит – на тайном совете с немецкими князьями в Вильне будто бы он поклялся положить конец «нарвскому плаванию» и пиратов он не только не сократит, а умножит.

      В русском народе не напрасно сложилась поговорка про него: «Спереди лижет, а сзади царапает».

      Однако государь после отъезда послов сказал боярам:

      – А