Море. Валентин Костылев

других на войну с Россией.

      Служил молебен у святого Михаила, обрадованный вестью о мирных переговорах, недужный митрополит Макарий. Через силу поднялся владыка со своего ложа, чтобы идти в церковь. Старенький, сгорбленный, прошел он в храм среди народа, поддерживаемый двумя чернецами. Молебен служил взволнованно, с жаром воздевая руки перед престолом.

      По окончании молебна благословил царя, пожелав ему утвердиться не только на суше, но и на морях.

      – Западное море и дюк Иван не дают спать нашим соседям! – тихо молвил ему государь. – Настала пора учинить дружбу с моим братом Жигимондом.

      Митрополит, покосившись в сторону бояр, тихо сказал: «Буде имя Господне благословенно отныне и вовеки!

      Государь знает, что у митрополита нет разномыслия с царем. Макарий благословил его и на Ливонскую войну, и на «нарвское плавание»…

      Царь смиренно облобызал сначала крест в дрожащей руке митрополита, а затем и самого первосвятителя.

      После службы велено было созвать приставов и дьяков в рабочую палату царя.

* * *

      Царь сидит за рабочим столом, склонившись над картой, привезенной ему дьяком из Кракова, с обозначением городов и сел Смоленского тракта на Литву. Искусно сшитый, в талию, темно-коричневый кафтан красиво облекает стан царя. Волосы, тщательно расчесанные на пробор, густо смазаны розовым маслом. В переднем углу, перед иконами, в золотой чаше медленно тлеют купленные в Греции благовония. Приятный, бодрящий дымок сгустился под сводчатым, расписанным зеленью и киноварью потолком. На массивной золотой цепи шестисвечное паникадило. Персидские ковры на скамьях и на полу, чистота и тепло сообщают особый уют царевой горнице. Лицо царя приветливое, добродушное.

      – Порадуемся же дружбе брата моего, короля Жигимонда. Встретим желание его жить с нами в мире с подобающим русскому царю достоинством; пускай знают: держу я твердо в одной руке скипетр, в другой – меч. Приготовимся требовать и отвергать, как то укажет нам любовь к родной земле.

      Иван Васильевич обвел холодным взглядом толпу своих слуг. Висковатый громко докладывал: «А идут к Москве польских людей при послах триста шестьдесят человек, а лошадей при них – пятьсот тридцать две».

      Царь удивленно вздернул бровями, покачал головой.

      – Ты, Григорий, немедля скачи с приставами в Смоленск к Морозову… – перебив Висковатого, сказал он Григорию Годунову, курчавому, румяному юноше, которому очень к лицу шла серебристая, с синим отливом кольчуга. – Скажи, чтобы вели пристава посольскую орду неспешно. В Дорогобуже велели бы им передневать, а в Вязьме бы простоять до указа. Надобно нам тем временем здесь приготовиться. Много их. Однако не забывайте – король учинил немалую обиду мне, напав на нас бесчестно. Он же дал приют и моим холопам-изменникам. Следите, чтоб наши люди не снизились до раболепства и всуе не услуживали бы польским послам.

      К столу приблизились другие любимцы царя: Григорий Ростопчин и Дружина Кречетников. Оба тоже в кольчугах, рослые, бравые молодцы. На лицах написано: «За тебя,