Море. Валентин Костылев

он с ядовитой усмешкой. – Мы не в убытке… Королевские люди на нашей стороне. Плакать нам не о чем… Покойный угождал царю, льстил ему… Ну и Бог с ним! Мы тут ни при чем. Добро, хоть царь не забывал пастыря… По взятии Полоцка Иван Васильевич не нам честь воздал, а ему, Макарию!.. Михайла Темрюка, князя Черкасского, послал к Макарию: «Твоими-де, богомолец, молитвами Бог отдал нам Полоцк…» Серебряный позолоченный крест с алмазами ему послал… А мы кровь проливали!.. Ночи не спали!.. Это ему ни к чему. Э-эх, да што говорить! Студено на душе. Студено!

      Турунтай-Пронский погладил себя рукой по груди и, мотая головой, опустился на скамью.

      Иван Булгаков не унимался, ему хотелось еще что-то сказать, его одергивали соседи-дьяки.

      – Полно вам!.. – оттолкнул он их. – Что тут разглагольствовать? Ласкатели – те же злодеи! Лукавый дед был Макарий… Давно бы ему преставиться надо было, прости господи!.. Пора бы и царьку…

      В это время вернулся Невклюдов, шепнул что-то на ухо Владимиру Андреевичу… Тот поднялся, бледный, растерянный, замахал на всех руками:

      – Молчите. Нас подслушивают… Малютины похлебцы!

      – Как же нам теперь быть? – прошептал Челяднин.

      Все окружили его плотным кольцом в напряженном ожидании дальнейших его слов.

      – Как же нам теперь быть? – повторил он. – Князь Андрей Михайлович советовал… – Челяднин закашлялся.

      – Что советовал? – шепотом спросил Владимир Андреевич.

      – Ну… Как бы тебе, князь, сказать, чтоб ты понял? Тогда ты не был с нами… Он советовал – голос нам свой поднять…

      – И дело совершить! – перебил его Михаил Репнин хриплым от злости голосом, сжав волосатые кулаки. – Да! Совершить! Во время похорон.

      Все оглянулись на него.

      – Чего глаза таращите? Да, дело!.. Буде болтать… Противно слушать ваше нытье!.. Пора, пора!

      Репнин с отвращением плюнул на пол.

      Владимир Андреевич слегка побледнел и, едва дыша, промолвил:

      – Страшно! Что вы говорите? Опомнитесь!

      – А коли тебя на плаху потащут, тогда не страшно? – огрызнулся Репнин, сверкнув налитыми кровью глазами.

      – Того так и жди, – сказал Горбатый-Шуйский.

      – Каждый вечер я жду… вот… вот… – тяжело вздохнул Турунтай-Пронский. – Уж и с детками простился, в вотчину их отправил…

      – Ох, ох, милый!.. И я тоже… – махнул в отчаянье рукой, горько улыбнувшись, Фуников.

      – В монастырь уйду!.. Давно уж думаю о том… – тяжело вздохнул раскосый князь Щенятьев, перекрестившись.

      – Княжеский род в опасности! Бояре в опале!.. Недолговечна Русь, коли нас не будет… Князь Курбский истинно говорит: вся Русь держится на старине, на княжеском совете, на княжеском мече, на княжеской чести… Что может сделать Иван Васильевич со своими мужиками? Воеводствуем в походе мы!.. Что добыто – добыто нашим княжеским потомственным мечом!.. Прав Курбский. Стало быть, грешно Ивану Васильевичу губить нас… Губит князя либо боярина – губит Русь… Можно ли позволить