Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника. Гавриил Хрущов-Сокольников

образцам. Красивый, ловкий и статный, он буквально первенствовал среди всей молодёжи, съехавшейся в замок. Торжественного приёма ещё не начиналось, старый воевода ещё не выходил к гостям, и молодёжь шумно беседовала на половине сыновей воеводы, из которых Яков был дома, а Ян был послан отцом куда-то с поручением, и его возврата ждали с часа на час.

      Молодёжь везде и всегда молодёжь. Толковали о войне, об охоте, о женщинах, спорили о красоте той или другой пани, рассказывали свои охотничьи успехи, хвастались своим оружием, конями и сбруей.

      – А постой, постой, пан Седлецкий, как это ты, говорят, в мёртвого медведя стрелял? – со смехом спросил молодой человек с маленькими чёрненькими усиками и насмешливо вздёрнутым носиком, обращаясь к Седлецкому, который в своём новом краковском костюме держался ещё гордее обыкновенного.

      – Скажи, кто тебе сказал это, и я заставлю его запрятать свой язык в горло! – с дерзостью отвечал Седлецкий.

      – Как кто? Да это все говорят!

      – А если все, так пусть скажут мне в лицо! Я не боюсь ни одного, ни всех.

      – А татарчонок-то, говорят, у тебя из-под носу зверя взял! – не унимался молодой человек, очевидно желавший хоть чем-нибудь досадить Седлецкому.

      – Послушай, князь Яныш, если ты ищешь ссоры, скажи прямо. За мной дело не станет: при тебе сабля, при мне моя.

      – Поединок?! – с усмешкой проговорил молодой человек, которого мы впредь будем называть князем Янышем. – После этих праздников – где и когда угодно, а теперь, спаси меня святой Станислав, покушаться на жизнь ясного пана… Помилуй, кому же танцевать мазурку в первой паре!

      – Ещё оскорбление! – воскликнул Седлецкий.

      – Какое? Разве назвать родовитого шляхтича первым танцором оскорбление? Пусть судят вельможные панове! – обратился он к нескольким панам, собравшимся вокруг спорящих молодых людей. – Кому Господь даёт талант охотника, кому воина, кому танцора, что же тут худого?

      Седлецкий схватился за кривую саблю, висевшую у пояса, но в это время послышался твёрдый и властный голос сына хозяина Якова Бельского.

      – Храбрые рыцари! – обратился он к спорящим, – надеюсь, что вы не превратите дом моего отца в ристалище и наш семейный праздник в побоище; за стенами этого замка – ваша воля, но здесь я требую, чтобы вы сейчас же протянули друг другу руки.

      Скрепя сердце, протянул Седлецкий руку врагу, который, в свою очередь, подал ему свою с совершенно беззаботным видом. Ему, очевидно, теперь было всё равно. Он достиг своей цели, дуэль была неизбежна. А этого только и было нужно молодому князю Янышу из Опатова. Страстно влюблённый в пани Зосю, он сердцем чуял в Седлецком опасного и, главное, предпочтённого соперника и готов был поставить жизнь на карту, чтобы только согнать его со своей дороги. Богатство, титул, знатность рода – всё давало ему право считаться возможным претендентом на руку дочери воеводы, и потому он был гораздо смелей в своих ухаживаньях, чем этот последний, который только случаем мог попасть в число претендентов на её руку.

      Седлецкий