Ленинградская зима. Василий Ардаматский

двери, в дом входят посторонние люди… – сказал Гальдер и посмотрел на Канариса.

      – Весь вопрос, сколько посторонних осталось лежать за порогом дома. Тотальные потери могут превратить победу в поражение, вы знаете это лучше меня… – спокойным, ровным голосом ответил Канарис.

      Аксель затаив дыхание слушал их разговор, он прекрасно понимал, что именно сейчас решается его судьба.

      – Я хочу одного – ясного представления о ваших возможностях, – раздельно и громко сказал Гальдер.

      – В ближайшие два-три дня мы представим вам исчерпывающий документ… – ответил Канарис.

      Когда Гальдер, тяжело поднявшись с кресла, ушел, Канарис долго молчал, разглядывая свои руки, щурил глаза. И наконец спросил:

      – Все-таки трудно или невозможно?

      – Трудно. Очень трудно, – негромко ответил Аксель. – На Мадрид похоже не будет.

      Канарис встал и начал ходить вдоль стены, скрытой плотным занавесом, за которым висела огромная карта мира.

      – Вам ясно стратегическое значение Ленинграда? – Адмирал остановился и взглянул вверх, туда, где на карте, за занавесом, был обозначен Ленинград.

      – Да. И я читал записку фюреру генерал-фельдмаршала фон Лееба.

      – Прекрасно… – Канарис снова мягко вышагивал по ковровой дорожке, вдоль стены. – Значит, вы понимаете, что означает для Германии не взять Ленинград. Не взять?! – вдруг громко спросил он и остановился. Высоко подняв голову и грозя пальцем, он повторил: – Не взять! Не!.. – И после выразительной паузы спросил: – Вы не хотели бы изменить вывод в своем меморандуме?

      – Нет, – встал и вытянулся Аксель.

      – Даже если бы вы знали, что на основании вашего вывода может быть отменен наш удар по Ленинграду?

      – Ленинград будет взят общими усилиями – армия и мы. Как в Мадриде.

      – На что же вы надеетесь? – спросил Канарис, шагая вдоль стены.

      – На пророческое указание фюрера, однажды легкомысленно подвергнутое мною сомнению, – ответил Аксель, провожая взглядом шефа.

      Канарис остановился и непонимающе, выжидательно смотрел на него.

      – Государство в час больших потрясений слепнет и глохнет. Помните, как в Испании я попытался противопоставить этому опасность риска, а вы посоветовали мне поверить фюреру?

      – Да, да, именно это… – словно про себя сказал Канарис. Он повернулся к стене и отдернул занавес. Взяв указку, адмирал издали нацелился на пятно, где крупными буквами было написано: «Петербург».

      – Учитывая особенность города, – говорил Канарис тоном лектора, – все будет решать быстрота и смелость действий, начатых в точно избранный момент… в точно избранный момент, – повторил Канарис. И продолжал: – Группа «Север» будет наступать на город всей своей мощью. Ей будет придана часть войск группы «Центр». Накануне вашего дня город будет подвергнут тотальной обработке артиллерией и с воздуха. На плечах паники вы поднимете свои силы и добьете то, что еще будет сопротивляться в самом городе. Повторяю: темп, смелость