Убогие атеисты. Дарья Близнюк

быстро, словно всю жизнь занималась борьбой. Лупит остервенело, бьёт основанием ладони в переносицу. Жаждет проткнуть его пузыри глаз.

      От каскада её ударов Гот сползает на пол и сдаётся. Просто сдаётся. Сворачивается в позу креветки, поджимает колени к груди, наивный.

      – Больше не рви мне сердце! Не рви! Не рви! – таранит Фитоняша.

      – Да успокойся, бешеная! Мы в расчёте! Сколько можно мстить? И так свернула шею моей боли! – сплёвывает поверженный.

      – Твои каракули всего лишь каракули! А моя возлюбленная – единственное, что дорого и мило сердцу!

      – Не обесценивай! – почти хнычет Гот.

      От ненависти. Праведного гнева. Ещё чуть-чуть, и из каждого ока хлынет по водопаду.

      В конце концов обессиливает и девушка. Опускается на корточки, упирается локтями в колени, скрещивает кисти рук. Немая сцена. По-другому не назовёшь. Слой тишинистого и вязкого воздуха пахнет ссорой. Возвращается Чмо. Улыбчивый мальчишка проходит в комнату, изумлённо таращится на вырванные клочья волос, на друзей, сидящих возле них, и спрашивает:

      – Всё нормальненько? Что-то произошло? – мнётся его улыбка.

      Гот поднимается. Хмуро указывает на пострадавшую картину.

      – Вы поссорились? Подрались? – ахает мальчик.

      Фитоняше хочется с жаром отстоять свою правоту. Объяснить, кто начал первым. Поделиться первопричиной. Но. Она молчит. Слишком саднит в груди. Стоит моргнуть, как выскакивает болезненный флешбек. Миловидная Фотоняша – разодрана в клочья.

      – Что же вы как кошечка с собачкой? – как мама, отчитывает провинившихся Чмо. – Вы огорчаете меня. Расстраиваете…

      – Не нагнетай, – вздыхает Гот.

      – Вы просто не понимаете! Вы должны видеть в друг дружке произведения искусства! И любить друг дружку как братик и сестрёнка!

      – С каких пор ты заделался в альтруисты? Может быть, мне ближе мизантропия? – Гот напускает на себя привычную невозмутимость.

      – Ну вот что ты опять унываешь? Ты не улыбаешься, даже когда произносишь «сыр» на камеру. Так нельзя! Невозможно жить в постоянной сепии! – почти с пенкой у рта доказывает Чмо.

      Затем следует лекция про божественно-богемную ахинею.

      – Не утомляй, – фыркает Фитоняша.

      – Вот вы не слушаете меня, а я покажу свои философские труды профессорам! И насилия станет меньше! – свято верит глупенький Чмо.

      «Пусть верит, – позволяет Фитоняша. – Потом остынет, умерит аппетиты, разочаруется и замкнёт ротик на ключик. Так происходит всегда».

      Задыхаясь в комнате, полной воздуха

      Гот понуро скользит взглядом по разворошенной боли. Бордовый фонтан краски, бьющий из её рта, помят, сжёван. Даже как-то реставрировать и спасать картину не хочется – неприятно лишний раз обжигаться. Лучше запрятать обидный плевок в душу подальше и не замечать его. Игнорировать. Жить дальше. Так говорят в случаях, когда сожаление и тоска глодают тебя, словно косточку персика или сливы, или абрикоса. Но всё