Красные перчатки. Эгинальд Шлаттнер

следующее утро проглотить завтрак и покормить мышей, как за мной пришли. Грохот шагов в коридоре все приближается, опережает надзирателя, устремляется к моей камере. Дверь распахивается. Если они меня сейчас отпустят, к вечеру я успею попасть в Клаузенбург. Хотя посланец наверняка меня помнит, он, заикаясь, спрашивает мое имя, как будто в камере есть еще кто-то, с кем он мог бы меня перепутать. Он крутит очки на указательном пальце, а потом бросает их мне изящным движением. Глаза у него блаженно сияют, и мне кажется, он вот-вот начнет насвистывать хору. Он берет меня под руку, не слишком прижимая к себе мой локоть, – я ощущаю запах «Сфэнту Йон» – и стремительно увлекает меня вперед. Один раз он без предупреждения останавливается, и я чуть не падаю. Он хватает меня за талию, кружит в танце и шепчет: «Я женюсь. Мою adorată тоже зовут Йоана, какое счастье!» После таких откровений он грубо командует: «Сюда!» или «Направо!»

      Давешний майор нынче в форме. Он не спрашивает, как я себя чувствую и хорошо ли спал. На столе лежат бумаги, книги, тетради, он перелистывает их. В комнате пахнет работой и опасностью, на лице у него застыло строгое выражение.

      – Вчера вы упомянули две физические формулы. Можете мне их назвать?

      Я произношу их.

      – Отлично, память у вас с каждым разом улучшается.

      Он что-то записывает. Раньше такого не было.

      Не могу ли я вспомнить название улицы в Араде, на которой я родился?

      – Улица доктора Русу-Ширьяну.

      Эта улица в центре?

      – Да, она выходит на главную площадь.

      Она сегодня носит то же название, что и примерно двадцать лет тому назад?

      – Да, то же самое, – отвечаю я почти с гордостью.

      Сколько мне было лет, когда мы уехали из Арада?

      – Три года.

      Помню ли я дом в Араде, квартиру, двор, соседей, знакомых?

      – Sigur[28], – мы говорим по-румынски.

      – De exemplu[29]?

      Я пытаюсь сосредоточиться.

      – Например, бонна однажды поскользнулась под аркой ворот и упала. А я потом заметил на бетонном полу углубление и решил, ага, это оттого, что Вероника там шлепнулась!

      – Весьма показательно. Еще в детстве вы были склонны делать ложные выводы.

      Он что-то записывает.

      – Как вы думаете, этот доктор Русу-Ширьяну был реакционер или человек прогрессивных убеждений?

      Я медлю с ответом:

      – Поскольку эта улица до сих пор носит его имя, едва ли он был реакционером. Наверное, он был выдающимся румыном, не придерживавшимся никаких идеологий. Ведь в городах почти все таблички с названиями улиц, поименованных в честь румын, были заменены табличками с русскими именами.

      – Не с русскими именами, а с именами советских героев и борцов за дело коммунизма, – поправляет меня майор. – Весьма характерные ошибки!

      Да, здесь надо взвешивать каждое слово!

      – Для диалектика это неубедительный аргумент. Если вы считаете себя диалектиком, то не должны исключать и обратное, сколь бы парадоксальным

28

Конечно (рум.).

29

Например? (рум.).