Блаженный Августин и августинизм в западной и восточной традициях. Сборник

вслед за стоиками проводит различие между словом и его интеллегибельным смыслом, хранящимся в душе (quod in verbo intellegitur et animo continetur), который он по примеру Цицерона называет dicibile[28], что соответствует стоическому понятию о Zcxr6v как «мыслимой предметности», отличающейся и от внешнего предмета, и от обозначающего его слова[29]. Таким образом, dicibile указывает у Августина на определенный ментальный феномен, находящийся внутри души и обозначаемый с помощью слов языка, и в этом смысле можно сказать, что оно в определенной степени предвосхищает понятие о «внутреннем слове», которое появится у Августина уже вскоре в связи с потребностями экспликации тринитарного учения.

      В самом деле, в трактате «О вере и символе» (393) Августин, разбирая вопрос о том, почему в Библии Сын Божий называется Словом Божиим (Verbum Dei), опирается на восходящую к Платону и стоикам и излюбленную раннехристианскими апологетами теорию «двойственного слова»[30]. По мысли Августина, подобно тому как у нас есть внутреннее слово, сокрытое в душе, которое совпадает с содержанием нашего разумного духа, а также внешнее слово, посредством которого мы выражаем свои сокровенные мысли, так и Сын Божий, неизменно пребывая в Отце, нисходит от Него на души верующих, сообщая им познание об Отце:

      «Когда мы говорим истину (loquimur), то что иное мы приводим в движение, как не сам наш дух (animum ipsum nostrum), насколько это возможно, чтобы сделать его познаваемым и постижимым (cognoscendum et perspiciendum) для духа слушателя? При этом мы остаемся в самих себе и не удаляемся от самих себя, хотя и производим такой знак (tale indicium), благодаря которому наша мысль (nostra notitia) становится [понятной] другому человеку, так что, насколько позволяет возможность, от одного духа происходит как бы другой дух (quasi alter animus), через который первый выражает себя (se indicet). Мы пытаемся это сделать и словами, и самим звуком голоса, и выражением лица, и жестами тела, то есть всеми возможными способами, желая показать то, что внутри [нас]. Но поскольку мы не можем достичь этого во всей полноте и дух говорящего не может проявиться полностью, отсюда возникает возможность лжи. А Бог Отец и пожелал, и смог истинно открыть Себя духам, стремящимся к [Его] познанию, и, для того чтобы открыть Себя Самого, родил То, что есть Он Сам (quod est ipse), [т. е. Свое Слово], Которое называется также Его Силой и Премудростью»[31].

      Так по примеру ранних апологетов – Феофила, Тертуллиана, Новациана и других – стоическая теория «двойственного слова» привлекается Августином для объяснения отношений между Богом Отцом и Сыном:

      «Слово Отца произнесено так, что через Него познается Сам Отец (per ipsum innotescit Pater). Так же как мы, когда говорим истину, с помощью наших слов делаем так, что наш дух становится известен слушателю (noster animus innotescat audienti), и все тайное, что мы имеем в сердце (quidquid secretum in corde gerimus), произносится посредством такого рода знаков (per signa huiusmodi) для понимания кем-то другим, так и эта Премудрость, Которую родил Бог Отец, весьма справедливо называется Его Словом, поскольку через Нее достойным душам открывается сокровеннейший Отец (per ipsam innotescit secretissimus Pater)»[32].

      Изложенное здесь раннее учение Августина

28

«Haec ergo quattuor distincta teneantur; verbum, dicibile, dictio, res. Quod dixi verbum, et verbum est et verbum significat. Quod dixi dicibile, verbum est, nec tamen verbum, sed quod in verbo intellegitur et animo continetur, significat. Quod dixi dictionem, verbum est, sed quod iam illa duo simul id est et ipsum verbum et quod fit in animo per verbum significat. Quod dixi rem, verbum est, quod praeter illa tria quae dicta sunt quidquid restat significat» (De dialectica. 5).

29

См.: «…τό τε σημαινόμενον καὶ τὸ σημαῖνον καὶ τὸ τυγχάνον» (Sext. Emp. Adv. Math. VIII. 11–12).

30

См.: Sext. Emp. Adv. Math. VIII. 275; Pyrr. hyp. I. 65; I. 73; Galen. Adhort. ad art. 1; Philo. De Abrah. 83; Iren. Adv. haer. II. 13.2 и др. О теории «двойственного слова» у стоиков см.: Spanneut. 1957. P. 310–312; Schindler. 1965. S. 104–106; Kelly. 1968. P. 13–14; Braun. 1977. P. 259–261; Столяров. 1995. С. 70. О христианской рецепции этой теории у ранних апологетов см.: Фокин А. Р. Формирование тринитарной доктрины в латинской патристике. М., 2014. С. 129–138, 145–162, 183–188, 193–203.

31

De fide et symb. 3. 4.

32

De fide et symb. 3. 3. Ср.: De div. quaest. 23, 63.