Вначале была любовь. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том I. Николай Андреевич Боровой

ее от муки неудовлетворенности, забыть в экстазе страстей о трагизме жизни и ее вызовов, о бремени ответственности!.. Любовь – нравственное и личностное чувство, способность испытать которое человек в себе создает и взращивает, и ни наличие в человеке низкого начала, ни способность оного властно и мучительно терзать человека, заявлять о себе, ни попытка утопить в нем человека, представив его как то, что единственно есть в человеке и составляет человеческую суть, ничего с этим не поделают. Человека можно заставит забыть о подлинном себе, но это забвение никогда не будет окончательным и необратимым, человек открыт возрождению, возвращению к себе в лабиринтах и потемках самых немыслимых перипетий. Какая может быть любовь, если нет личности, простой и изначальной моральности, связанной с чувством личной ответственности перед всяким другим! Люди разучаются в шабаше времени не просто любить, а вообще знать и познавать друг друга, встречаться, подлинно соприкасаться друг с другом как неповторимыми вселенными, погруженными в изначальность и бесконечность хаоса, имя которому – временность… Вожделение – страшная именно своей эгоистичностью и разрушительностью страсть, абсолютной нацеленностью на использование другого человека как вещь, нравственной отстраненностью от человека, ставшего ее объектом, своей голой безличность и в том, кто ее испытывает, и в отношении к тому, кто ее пробуждает. Обращенные «мудрецами» и «пророками» к этой страсти, мы губим свою нравственную способность любить, становимся слепцами, которым недоступно попросту глубоко узнать другого человека, различить его суть! Разве мы не презираем и не осуждаем мужчину, когда тот, в рабстве у похоти и влечения к женщине, у ее пробуждающей такое влечение красоты, закрывает глаза на ее уродливые человеческие черты, потакает им, и в конечном итоге преступает против совести, против чувства долга и ответственности? Любит ли он эту женщину, любовью ли является испытываемое им к ней, даже если так он это и называет, или же речь идет просто о его слабости перед страстями и чувственной стороной себя, о делающей его безнравственным, лживым и слепым зависимости? Связано ли его чувство с сутью этой женщины, человечно и личностно, или же разрушает прежде всего его самого? Вызывающая самое сильное и утонченное вожделение женщина, в трезвом и нравственном взгляде на нее как человека, ее сутью может вызывать и ненависть, и отвращение – и не поможет в этом ее способная взывать вожделение красота. Часто ли мы, ослепленные властью страстей, способны различить и воспринять вот ту подлинную красоту сути и образа женщины, ее личности и неповторимости, которая способна породить настоящую любовь к ней? А не называем ли мы обычно «красотой» лишь идол нашей развращенности и слабости, потакания тому, над чем должны властвовать, зависимость от чего должны преодолеть трудом над собой и нравственной