Венеция. Пандемиозо. Евгений Петропавловский

я на этом не могу, – протянул он. – Если б нормальную гитару…

      – Не капризничай, играй через не могу! – присоединился к моему требованию Сержио. – Это твой единственный шанс!

      И Валериан оценил неповторимость момента.

      И ударил по струнам.

      Не возьму на себя смелость высказываться о качестве музыки, я ведь не специалист. Однако пел он зажигательно, хоть и недолго. Что-то из матерного репертуара кубанских рокеров – примерно в таком духе:

      Приезжайте к нам на хутор,

      Все мы парни холосты!

      Как увидим девку тута —

      Волокём ея в кусты!

      Не Вивальди, конечно. А всё равно слуху было приятно это смешение отечественного ворованного воздуха с веницейской атмосферой. Я даже позавидовал Валериану (увы, писатель обречён завидовать выразительному инструментарию музыкантов и живописцев) … К сожалению, реставратор быстро вернулся в чувство и осознал, сколь бесцеремонный кунштюк с ним совершили. Его реакция на перемену смысловой доминанты оказалась закономерной: сердитым движением он выхватил у Симановича драгоценный инструмент и, пошатываясь, направился прочь. Между прочим, вдрызг смятую бутылочку из-под самогона тоже унёс с собой, как если бы та прикипела намертво к его пальцам.

      Естественно, мы тоже не стали задерживаться в «Museo della Musica Venezia».

***

      Обидным было, что вчера-то Элен и Анхен не терзали нас нравоучениями: то ли радовались, что дело обошлось без административно-денежных или – упаси бог – пенитенциарных последствий, то ли просто сочли выдумкой наш рассказ о встрече с искусством, когда мы покинули музейные стены и нашли своих спутниц подле «падающей» кампанилы Санто-Стефано. Скорее второе. А сегодня, выходит, поверили задним числом. Подумали-посовещались и решили поверить – оттого теперь ворчали всю дорогу.

      А тут ещё нам еврейское гетто никак не удавалось найти. Мы блуждали в районе канала Каннареджо, несколько раз возвращались к перекинутому через него Понте-делле-Гулье – мосту с обелисками, – словно кружили по заколдованному лабиринту, ревностно охранявшему от чужаков прошедшие времена. Подле моста стояли два колоритно разодетых гондольера, похожих фэйсами на Дон Кихота и Санчо Пансу: оба – в подобиях полосатых тельняшек с длинными рукавами и в соломенных шляпах с неширокими полями и невысокими тульями, перевязанными синей и оранжевой ленточками. Зычными голосами они зазывали на романтическую прогулку всякий раз, когда мы проходили мимо, но с каждым разом надежда на их лицах заметно притухала.

      – Экие сердяги, – посочувствовал я Кихоту и Пансе. – У них руки чешутся поработать вёслами, а клиент в сети не идёт.

      – Сердяги, да не сермяги, – заметил Валериан.

      – Понятное дело, что не сермяги, с их-то заработками, – согласился я.

      Некогда считавшиеся бедняками, ныне гондольеры в Венеции – довольно привилегированная каста, и заработки у них вполне приличные: около