Зимопись. Путь домой. Буки. Петр Ингвин

смотрела в сторону поста – оттуда к нам неслись всадники в желтых и красных плащах.

      Так мы попались. Нас обезоружили, святые сестры опознали Зарину, удостоверили ее личность перед солдатами царицы и вернулись на пост. Царберы, скрутив мне руки и ноги, повезли нас в крепость.

      Утешало одно: Малик жив, и он может нам помочь. Если успеет.

      Не успеет. Он не знает, что мы в плену. Я сам оставил в схроне свою кольчугу и катану Зарины – наши самые ценные вещи. Для Малика это значит, что мы отправились следом. Но он станет искать Шурика и дядю Люсика, и заодно может обнаружить нас.

      Опять я перекладываю свои проблемы на плечи мифического «дяди», который придет и все за меня сделает. Малик – это шанс, но это почти невероятный шанс, такой же, как одновременное попадание молний в каждого из десяти конвоиров, причем мы с Зариной в этом аду должны остаться живыми.

      Я думал, как сбежать, а царберы делали все, чтобы этого не случилось. Ночевки в пути проходили вне населенных пунктов и построек, башни и цекады мы проходили не останавливаясь, для сна к ночи выставлялся легкий шатер, в котором половина царберов спала вокруг меня и Зарины, а вторая половина бдительно несла службу. На ночь меня развязывали, но на лодыжку крепили металлический браслет с прикованным к нему бронзовым шаром на цепи. Шар весил пару десятков килограммов, длина цепи составляла примерно треть метра. С таким довеском далеко не убежать, и как оружие, к сожалению, использовать нельзя. Был бы вес шара поменьше, а цепь – длиннее…

      К Зарине, как ни странно, такого внимания не проявили, словно понимали, что без меня она не сбежит. Или как раз понимали и не трогали именно поэтому. Из прежнего моего побега царберы сделали выводы, и места ночевок вместе с молчанием конвоиров говорили, что новой возможности сбежать нам не дадут. Видимо, теперь за нас (а учитывая, что заковали только одного, то – конкретно за меня) сопровождающие отвечали головой и терять ее не собирались.

      В пути мы видели приготовления к войне: возводились наблюдательные вышки, прорубались просеки, из крепостных набирали отряды бойников, тренировавшиеся рядом с деревнями и теми башнями, которые мы быстро проехали. Ни с кем из знакомых (наверное, к счастью, потому что выглядеть побежденными не хотелось) в дороге мы не пересеклись, встречные гонцы или небольшие отряды царберов молча кивали нашим сопровождающим, те кивали в ответ, не прерывая движения. И наконец…

      Открывшаяся глазам крепость поразила размерами и непредставимой мощью. Она оказалась именно такой, как ее изобразил в башне Дарьи неизвестный художник. Внешние стены из грубого камня вздымались на высоту пятиэтажного дома, зубцы и бойницы позволяли наблюдать сверху за подъезжающими и, при необходимости, заблаговременно принимать меры. В сестыре, который для не обладающего огнестрельным оружием противника тоже был неприступным, каждая башня являлась отдельной твердыней, а крепость устроена по-другому: множество стен и башен окружали и защищали центр – замок Верховной царицы. Снаружи детально рассмотреть внутреннее устройство не получалось,