Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле. Виктор Поротников

на груди и плечах голубыми узорами в виде цветов и листьев, примерял перед бронзовым зеркалом то одну, то другую татарскую шапку. Ему приглянулась круглая тафья из голубой парчи. Примерив ее и так и эдак, Олег с удовлетворенным видом повернулся к Брусило, который примостился на скамье у стены.

      Поймав на себе нахмуренный взгляд своего верного советника, Олег весь как-то поник и опустил руки.

      – Конечно, ты прав, боярин, – промолвил князь, потупив очи. – Мне надлежит держаться подальше от этой красивой персияночки, дабы не прогневить Урус-хана. Ему непременно нашепчут о моих частых встречах с Гель-Эндам, любопытных глаз и ушей во дворце хватает. – Олег уселся на скамью рядом с Брусило и тяжело вздохнул. – Умом я все понимаю, но сердцу своему приказать не могу. Тянет меня к этой персиянке, ибо когда я с нею рядом, душа моя купается в тепле. Ни с одной женщиной мне не было так хорошо, как с Гель-Эндам.

      – Неужто у вас дошло уже до постели, княже? – с беспокойством прошептал Брусило.

      – Не тревожься, боярин, – сказал Олег, – до этого у нас с Гель-Эндам покуда не дошло. Ты пойми, эта персиянка пленила меня не столько своей красотой, сколько умом и одухотворенностью. Я чувствую все ее мысли и переживания, а она чувствует мое настроение, часто понимая меня без слов. Гель-Эндам дивная женщина! – Олег улыбнулся и восхищенно добавил: – Я-то думал, что таких женщин нет на свете, но, оказывается, есть.

      – Сдурел ты, княже, вот что я тебе скажу, – проворчал Брусило тем же негромким голосом. – Пооблизывался на эту смазливую персиянку, и будет, пора и честь знать! Не ходи к ней больше! Послушай моего совета.

      Однако Олег пропустил мимо ушей предостережения Брусило. В последние дни он жил тем счастьем, какое испытывал при встречах с Гель-Эндам. Олег встречался с красавицей персиянкой то в стенах дворца, то за его пределами, когда Гель-Эндам выезжала за город на конную прогулку.

      – Помнишь мою первую жену-татарку, боярин? – молвил Олег, обняв Брусило за плечи. – Айкен была покладиста и недурна внешне, несмотря на раскосые глаза. Айкен и на ложе была хороша, скажу честно. А все же душа в душу я с ней не жил. Даже не знаю, любил ли я Айкен по-настоящему. Став моей женой, Айкен приняла веру христианскую, русский язык выучила, платья славянские носила, угождала мне во всем… Но полного душевного единения я с нею так и не достиг.

      – Понять тебя можно, княже, – мягко заметил Брусило. – Ведь Айкен рожала тебе лишь дочерей, а ты ждал от нее сына-наследника.

      – Нет, боярин, не в этом дело. – Олег прислонился спиной к глинобитной стене, завешанной узорным восточным ковром. – Просто в душе Айкен царила пустота, она же была безграмотна, хоть и являлась ханской дочерью. Мне и поговорить-то с ней было не о чем.

      – Разве жена нужна для разговоров? – хмыкнул Брусило. – Жена должна за домом следить, детей рожать, рукодельничать. Грамота жене ни к чему. От грамотных жен одни хлопоты и неприятности. Вот, вторая твоя супруга, княже, не глупа и грамоте обучена, но ведь и с ней ты не живешь душа