Царица Аталья. Дан Берг

шло, Аталья взрослела, и Ахав иной раз грубовато намекал на неизбежное и скорое окончание девичества. Отец скажет это и хохотнет, а юница покраснеет и глядит на мать. “Что ждет меня, хорошее или плохое? Боюсь я!” – говорят ее глаза. Изевель погладит дочку по волосам, поцелует в темечко, улыбнется ободряюще: мол, все будет славно.

      Здесь, пожалуй, заметим, что оба еврейских государства – Израиль и Иудея – порой огорчали Господа междоусобной враждой. Поэтому пророки Божьи много сил клали на усмирение мятежного духа неуживчивых монархов, и угрозами и посулами склоняли их к благоразумию, раздувая искры здравого смысла в коронованных головах.

      Ахав и его иерусалимский венценосный ровня Иошафат – каждый себе на уме, но сражались против общих внешних врагов вместе, высоко почитая племенную солидарность. Раз возвращались оба царя с севера, где соседей воевали, и Ахав зазвал к себе Иошафата. Посетить Шомрон по пути на юг в Иерусалим – крюк невелик, зато можно вздохнуть от битв в чудном дворце слоновой кости и заодно свести знакомство с гостеприимным семейством. Жизнь учит не пренебрегать случаем, а вдруг толк выйдет?

      За обеденным столом гость восседал на почетном месте. Ахав – по правую руку его. Благословение над хлебом произнес Иошафат, вино разлил по кубкам Ахав. Говорили монархи, женщины молчали, царевичи внимали. Обсуждались бои прошлые и неизбежные будущие. К концу трапезы цари захмелели. Иошафат уставился на Аталью. Ограждая невинность, Изевель заслонила собою дочку – береженого боги берегут.

      – Вижу, Ахав, невеста у тебя подрастает! – сказал Иошафат.

      – Наконец-то заметил! – ответил Ахав и наполнил кубок гостя и свой заодно.

      – Не смущайте девушку! – вмешалась Изевель и обняла покрасневшую до корней волос Аталью.

      – Стесняется она! – пояснил старший брат Ахазья.

      – Притворяется! – крикнул младший Йорам и ткнул сестру ложкой в бок.

      – Цыц! – прикрикнула на сыновей Изевель, – живо отправляйтесь в сад!

      – Сколько лет прелестнице? – деловито спросил Иошафат, обращаясь к девице.

      – Тринадцать, – ответила за дочку Изевель и крепче обняла чуть не плачущую Аталью.

      – У тебя, кажется, сын одногодка нашей красавице? – воскликнул Ахав.

      – Точно! Зовут его Йорам, как вашего младшего. В силу входит, – заметил Иошафат.

      – Есть о чем подумать! – произнес Ахав.

      – А созрела вишенка-то? – прошептал гость на ухо хозяину.

      – Не знаю, вроде налилась… – тихонько ответил Ахав, – однако, вернее будет у матери спросить.

      – Нечего шептаться! Рано ей еще. Придется вам потерпеть годок-другой! – сердито бросила Изевель и увела Аталью.

      – Я все поняла, матушка, – сквозь слезы призналась Аталья.

      – Ты у меня умница. Будет хорошо.

      Оставшись наедине, самодержцы Израиля и Иудеи глубокомысленно