Минута до полуночи. Дэвид Болдаччи

маленьким девочкам рты. А потом зазвучала считалка, сопровождавшаяся постукиванием по лбу каждой. Выбор пал на Мерси, кулак опустился на голову Пайн, проломил ей череп, и она осталась лежать – возможно, похититель решил, что она мертва. Утром к ним с трудом поднялась мать, покачиваясь от похмелья и травки. И тут только она узнала, что одна ее дочь исчезла, а другая находится на пороге смерти.

      Поездка на машине скорой помощи в больницу, склоненные встревоженные лица, абсолютно белый потолок машины – быть может, первый взгляд на Небеса – бег врачебного персонала с каталкой по больнице. Укол иглы, анестезия, потеря сознания, операция на черепе, хотя она, конечно, не могла об этом знать, а потом долгое, пугающее выздоровление. Пугающее, потому что она не понимала, что с ней произошло.

      Возращение домой, где Пайн обнаружила, что Мерси все еще нет, а ее родители безутешны. Они были не в состоянии говорить о другой дочери, не выпускали Пайн из вида, но не имели сил ее обнять или поговорить о том, что случилось. Тяжелая туча вины повисла над их уменьшившейся семьей.

      – Агент Пайн?

      Пайн оторвалась от воспоминаний – примерно так она приходила в себя после операции – мгновенно проснулась, ее переполняло любопытство, но была все еще сбита с толку, словно слишком быстро поднялась с большой глубины, и внутри у нее находилось нечто потенциально опасное.

      Блюм с тревогой на нее смотрела.

      – Ты в порядке? – спросила она.

      Пайн кивнула.

      – Просто кое-что вспомнила.

      – Полезное?

      Пайн пересекла комнату, подошла к окну и посмотрела вниз.

      – Лестница, – ответила она. – Похитителю требовалась лестница, чтобы сюда забраться.

      – Лестницу удалось найти? – с любопытством спросил Таннер.

      – Нет, – ответила Пайн. – Насколько мне известно. Мне было шесть лет. Полиция со мной практически не разговаривала. Во всяком случае, после того, как они поняли, что я не могу им помочь.

      – А подозреваемые были? – спросила Блюм.

      – Мой отец стал первым и, пожалуй, единственным, – ответила Пайн.

      Блюм и Таннер переглянулись.

      – Вы думаете, он мог сделать такое со своими детьми? – спросил Таннер, который явно в это не верил.

      – Нет. Это не отец. Я бы его узнала. И зачем ему было влезать в окно? Тем вечером они выпивали и курили травку. Он не сумел бы подняться на второй этаж по ступенькам, не говоря уже о лестнице. И я видела, как мужчина забрался в окно, но тогда не смогла его описать.

      – Но полиция тебе не поверила, – сказала Блюм. – Они продолжали считать твоего отца подозреваемым?

      – Именно по этой причине нам пришлось отсюда уехать, – сказала Пайн. – Все в городе думали, что это сделал он, хотя против него не существовало никаких улик.

      – Ваш отец?

      – Он мертв.

      – А мама?

      Пайн не стала отвечать сразу. В некотором смысле, тайна матери заслоняла собой даже исчезновение Мерси, во всяком случае, в ее глазах. Блюм с любопытством посмотрела на