Собор. Роман с архитектурой. Ирина Измайлова

заставил повторять еще раз. За несколько мгновений он уничтожил большой кусок пирога и осушил стакан, и по лихорадочному блеску его глаз видно было, что он и в самом деле почти умирал от голода.

      – Ну и тварь этот Сухоруков! – прошептал Огюст и опять указал Алеше в сторону сундука. – А теперь спать! Понял? Спать!

      Алексей перекрестился, что-то еще сказал, подняв на архитектора свои выразительные полураскосые глаза и, встав с табурета, шмыгнул в угол, где тотчас улегся на сундуке, не смущаясь отсутствием подстилки.

      Огюст раскрыл свой саквояж, вытащил оттуда походный плед и, точно прицелившись, кинул его новому слуге.

      – Укройся, не то здесь холодно!

      И, обращаясь к Элизе, добавил:

      – Плед все равно придется выстирать, он запылился в дороге…

      Утром, договорившись с хозяином трактира относительно кареты, Монферран узнал у него же, где найти дешевую лавку старьевщика, и в этой лавке купил стираную, но крепкую полотняную рубаху, холщовые штаны и суконную куртку, заштопанную в нескольких местах, но еще довольно опрятную, а затем, не без помощи старьевщика, отыскал и башмаки, очень стоптанные, однако не дырявые и, кажется, подходящие по размеру. Все вместе обошлось в один рубль семьдесят копеек.

      Вернувшись в трактир, Огюст увидел, что Элиза успела умыть и постричь их юного слугу, когда же тот, скинув свои лохмотья, переоделся в принесенные хозяином вещи, путешественники его не узнали. И без того привлекательное лицо его стало совсем милым, а фигура оказалась такой статной, что впору было лепить с него античного атлета.

      – Вот тебе и медведь! – восхитился Огюст. – Это уже совсем другое дело…

      Но Элиза была как-то странно невесела и взволнована, и когда Алеша вышел на лестницу, чтобы почистить хозяйские башмаки, проговорила, сдерживая слезы:

      – Анри, знаешь, когда я ему мыла голову и волосы стригла, я заметила… у него вся спина в рубцах, некоторые совсем свежие, едва затянулись… Бог вознаградит тебя за то, что ты спас великомученика!

      Огюст, нахмурившись, отвернулся и ответил:

      – Жаль, что я не застрелил скотину… Но не с этого же было начинать карьеру в России! Слава Богу, что я вчера сгоряча не прогнал мальчишку!

      После завтрака хозяин трактира сообщил постояльцам, что карета их ждет, но когда они вышли во двор, кучер, хитрый малый с сизоватым носом давнего пьяницы, пожаловался на плохие подковы у лошадей и стал просить обождать, покуда он добудет молоток – подбить гвозди.

      Огюст ничего не понял из его болтовни, но сообразил, что его морочат: он видел отлично, что подковы у лошадей новенькие. Однако спорить с кучером было бесполезно, тем более, не владея языком, а лишняя задержка сулила еще один день пути, и архитектор с ужасом подумал о своем почти пустом кошельке, из которого теперь, очевидно, следовало извлечь полтинник, чтобы сунуть проклятому пройдохе и ускорить отъезд.

      Но тут вдруг из дверей трактира вышел Алеша с хозяйским саквояжем в руках и, мигом поняв, что происходит, подскочил к кучеру.

      – Ах ты, сукин сын, сволочная