Собор. Роман с архитектурой. Ирина Измайлова

и она принялась им жонглировать. Она выделывала невероятные сальто, кружилась, танцевала на седле, а конь двигался все быстрее и быстрее…

      Это было удивительное, фантастическое зрелище. Но вот показалось: оступается, падает… Нет, все то же: арена, конь, красавица…

      – Господи Иисусе! – прошептал Огюст, не замечая, что рука его до боли сдавила в этот момент колено сидящего рядом Антуана.

      – Бр-р-а-а-во!!! – взорвался громадный зал Олимпийского цирка.

      Мадмуазель де Боньер уже стояла на освещенной арене, соскочив с коня и уронив к своим ногам золотой меч, а конь ее, которого она подозвала коротким свистком, опустил голову, тоже украшенную алым султаном, на ее влажное от пота плечо…

      На несколько мгновений они застыли неподвижно, чтобы публика могла налюбоваться их красотою, затем девушка раскланялась во все стороны, подняла меч, снова коротко засвистела, и конь ринулся прочь от нее, но она догнала его, на бегу поравнялась с ним, вскочила на седло, и унеслась прочь с арены под неистовый рев зрителей.

      – Да-а! Хороша, черт возьми! – произнес Огюст, когда шум стал смолкать.

      – То-то! – не скрывая торжества, усмехнулся Антуан. – Ну, так что ты скажешь? Одолеешь такую?

      – Саму царицу амазонок Ипполиту? А что? – синие глаза Монферрана смеялись. – Отказаться от нее было бы глупо! Но если ты уж очень влюблен…

      – Нет, не ищи путей к отступлению! – Модюи вошел в азарт и заговорил довольно громко, не замечая сидящих вокруг людей. – Я же говорил тебе: давай поспорим! Будешь спорить?

      – Буду! Но только на что, Тони?

      – На ящик шампанского! Идет?

      – А! Пусть так! – Огюст с размаху хлопнул ладонью по подставленной ладони Антуана, и они соединили пальцы. – Только учти: этим ты вынуждаешь меня выиграть – если я проиграю, то буду разорен дочиста…

      Модюи засмеялся:

      – И поделом тебе будет – не спорь. Ну так идем же: я познакомлю тебя с нею…

      Когда они вошли в ее крошечную каморку-уборную, девушка сидела в глубоком кресле, спиной к двери, запрокинув головку с распущенными волосами на спинку кресла. Султан она сняла, и дерзкий цирковой наряд спрятала под темно-синим атласным халатом.

      – Кто там? – спросила она, не поворачивая головы.

      Ее глубокий голос, низкий и мягкий, звучал почти сердито.

      – Простите, мадмуазель, но вы позабыли сегодня запереться, – сказал с порога Модюи.

      – А, это вы, Антуан! – уже другим тоном, дружелюбно, но холодновато, проговорила артистка. – Добрый вечер, только предупреждаю, сегодня без провожаний: я устала.

      – Жаль, жаль! – Антуан подошел к креслу и поманил за собой товарища. – А я хочу просить у вас позволения представить вам моего друга. Можно?

      Девушка вскинула глаза на Модюи, ибо он уже навис над ее креслом и осторожно взвешивал на ладони черные струи ее волос.

      – А кто ваш друг? – спросила она. – Опять какой-нибудь офицер?

      – Нет, моя прелесть. Как и я, всего лишь