Собор. Роман с архитектурой. Ирина Измайлова

говоришь «опереди меня»… Весьма мило с твоей стороны!

      – Повторяю тебе, это вовсе не та женщина, – рассердился Антуан. – «Половину дела»! Ни шагу, уверяю тебя, к конечной цели. Да, она легко впустила меня в свою уборную (правда, когда уже оделась), она взяла у меня два раза цветы, мило слушала мою пустую болтовню и даже отвечала мне (между прочим, она умна, прими это к сведению, ибо это при знакомстве с женщиной – самое большое неудобство, равно, как и самая неприятная черта женской натуры), да так вот, она мне отвечала, но все это ровно ничего не значило, такова она и со всеми остальными и всем одинаково в нужную минуту дает понять, что дальше продолжать бессмысленно. И дает понять в таких выражениях, а главное, таким тоном и с таким взором, что все тут же и исчезают с самым горьким разочарованием.

      – Но ты же не исчез.

      – Я?! Ну, это было бы чересчур, мальчик мой! – черные глаза Антуана засверкали бесовским пламенем, в эту минуту он был еще красивее, чем обычно. – Говорю тебе, она будет моя, раз я так уж ее хочу. Но быть может, тебе раньше удастся сломать эту печать, кто знает? Хочешь побиться со мной об заклад?

      – Неизвестно, чего ради? – пожал плечами Огюст. – Я еще не видел ее, Тони, и хотя в твоем вкусе не сомневаюсь, рисковать не хочу. Да и стоит ли нам соперничать из-за циркачки? Неприступность ее ты, верно, преувеличиваешь. Сколько ей лет? Шестнадцать?

      – Да нет, пожалуй, около восемнадцати.

      – Ха-ха! И ты что, воображаешь, что она может оказаться девственницей?

      Модюи опять залился смехом.

      – По-твоему, я дурак? Я же сказал «восемнадцать», а не «восемь»… Но неприступность женщины, на мой взгляд, куда интереснее преодолеть, нежели неприступность девицы, ведь во втором случае целомудрие – это привычка и неведение, а в первом – игра и расчет, ум, воля… Нет, ты посмотри на нее, Огюст, и мы наверняка будем спорить. Сегодня же идем в цирк!

      – Сегодня?! Пожалей меня! – взмолился Огюст. – В таком мраке циферблата не разглядишь, но я уверен, сейчас уже около семи. В девять я должен быть на строительстве этих чертовых гвардейских конюшен. Успею только выпить чашку кофе и привести в порядок свое платье. На сон – ни минуты. На кого же я буду похож вечером? Хочешь сделать меня заранее безвредным? Пойдем завтра, а?

      – Согласен! – воскликнул Модюи. – И посмотрю я на твою физиономию, когда ты увидишь мадмуазель Пик де Боньер. Это ее цирковое имя. Настоящего, кстати, даже я пока не знаю.

      На следующий день они встретились возле внушительного, помпезного здания Олимпийского цирка[13], перед которым уже за час до начала представления толкалась толпа парижан.

      Антуан появился с букетом цветов и своим уверенным видом бросил товарищу новый вызов.

      Представление началось с великолепной сказочной феерии, где вместе с наездниками и танцовщицами на арене появились дрессированные газели и нежные, как хлопья январского снега, белые голуби, потом перед зрителями выступили «гладиаторы», конные и пешие, которые отчаянно сражались деревянными мечами и очень естественно «умирали»,

13

Олимпийский цирк был построен в Париже в 1807 г. братьями Л. и Э. Франкони.