Свет между нами. Эмма Скотт

журнала, – на его лице промелькнула боль. – Какого хрена я распустил язык? Проехали. Разговор окончен. Можешь идти. И не забудь свою чертову скрипку.

      – Не забуду, – меня охватил странный приступ разочарования. Я взяла футляр со скрипкой и поднялась.

      – Для чего Люсьен просил тебя ее принести?

      – Не знаю. Может, подумал, что ты захочешь послушать, как я играю. Он сказал, что, возможно, ты не услышишь мою игру наверху, хотя я буду практиковаться каждый день.

      – Возможно, не услышу? – рыкнул Ной. – Я все слышу. Ты будешь заниматься каждый день? Хорошо играешь? Или мне будет казаться, будто кого-то режут или тянут кота за хвост?

      – Я играю с пяти лет, – возвела я глаза к потолку, – и в прошлом году закончила Джульярд. Плохой мою игру точно не назовешь.

      – А для чего практикуешься? Для прослушиваний в какой-нибудь крутой оркестр? В таком случае работа здесь лишена всякого смысла, не находишь?

      – Нет, нет, я не хожу на прослушивания. Я не… Мне нужно практиковаться, чтобы не потерять навык.

      Ной сузил глаза, направленные влево от меня.

      – Что ж, давай.

      – Что давать? – обомлела я.

      – Сыграй что-нибудь.

      – Оу. Я сейчас почти не играю перед людьми.

      Он склонил голову набок.

      – Ты выкинула сорок тысяч в год на обучение в школе, где тебя учили выступать перед людьми, чтобы не делать этого?

      – Я выступаю в редких случаях.

      – Сейчас как раз такой. Давай послушаем тебя.

      – Ты серьезно?

      – Я ведь сам об этом попросил?

      – Скорее потребовал. Ладно, – я снова села. – Что хочешь услышать?

      – Удиви меня.

      Я открыла футляр, достала скрипку и приложила к подбородку. В голове пронеслась сотня музыкальных произведений. Я коснулась смычком струн, решив сыграть двадцать четвертый каприс Паганини. Это невероятно сложное произведение, и, хотя красоваться не в моем стиле, мне хотелось стереть с лица Ноя сомнения и самодовольство.

      Однако ни с того ни с сего из моей скрипки полилось адажио Моцарта к концерту № 5.

      Я играла, и звуки, пламенные и тягучие, заполняли собой всю гостиную. Я была лишь сосудом для этой музыки и словно со стороны наблюдала за тем, как пальцы вибрируют, а смычок скользит по струнам. Подобное ощущение я не испытывала с прослушивания для квартета «Весенние струны». Я думала, что утратила его навсегда, но здесь и сейчас…

      Прежде чем мелодия изменила темп на более интенсивный, я оборвала ее, дав последней нежной ноте ненадолго повиснуть в воздухе. Сердце колотилось как сумасшедшее, и я смотрела на смычок, удивляясь тому, что его держит моя рука.

      Я перевела взгляд на Ноя. Он сидел совершенно ошеломленный.

      – Почему ты остановилась? – в его голосе слышалась лишь тень обычной горечи.

      Не в состоянии говорить, я молча вернула скрипку в футляр.

      – Мне пора уходить.

      – Шарлотта?

      – Что? – обернулась я.

      – Ты должна чаще играть для других.

      Мне нечего было сказать на это. Я чувствовала себя странно уязвимой и преданной