Виктор Суворов: исповедь перебежчика. Дмитрий Гордон

«Отлично, но надо же было указать в той книженции: а остальные поступали во сколько? В пятнадцать-шестнадцать? И что же я между ними делал? Меня по особой программе учили или как? И когда они все курс обучения в восемнадцать лет завершили, меня что же – по второму разу оставили?».

      Всезнающие оппоненты «свет проливают»: Воронежское суворовское военное училище расформировали, а меня папочка (так и написано: «папочка») в Калининское суворовское перевел. Я радуюсь: «Здорово! Мой папочка – отставной майор из Черкасс: ну конечно, он переместил меня прямо в Калинин…»

      – …по огромному блату…

      – «…а чтобы не скучно было, отправил туда следом три роты воронежских кадетов да профессорско-преподавательский состав с семьями, причем всех обеспечил квартирами».

      Из книги Виктора Суворова «Аквариум».

      «Мне плохо.

      Мне совсем плохо.

      Подобного со мной никогда не случалось. Плохо себя чувствуют только слабые люди. Это они придумали себе тысячи болезней и предаются им, попусту теряя время.

      Это слабые люди придумали для себя головную боль, приступы слабости, обмороки, угрызения совести. Ничего этого нет. Все эти беды – только в воображении слабых. Я себя к сильным не отношу. Я – нормальный. А нормальный человек не имеет ни головных болей, ни сердечных приступов, ни нервных расстройств.

      Я никогда не болел, никогда не скулил и никогда не просил ничьей помощи. Но сегодня мне плохо. Тоска невыносимая. Смертная тоска. Человечка бы зарезать!

      Я сижу в маленькой пивной. В углу. Как волк затравленный. Скатерть, на которой лежат мои локти, клетчатая, красная с белым. Чистая скатерть. Кружка пивная большая. Точеная. Пиво по цвету коньяку сродни. Наверное, и вкуса несравненного, но не чувствую я вкуса. На граненом боку пивной кружки два льва на задних лапках стоят, передними щит держат. Красивый щит и львы красивые. Язычки розовые наружу. Я всяких кошек люблю: и леопардов, и пантер, и домашних котов, черных и сереньких, и тех львов, что на пивных кружках, тоже люблю. Красивый зверь кот. Даже домашний. Чистый. Сильный. От собаки кот независимостью отличается, а сколько в котах гибкости! Отчего люди котам не поклоняются?

      Люди в зале веселые. Они, наверное, все друг друга знают. Все друг другу улыбаются. Напротив меня четверо здоровенных мужиков: шляпы с перышками, штаны кожаные по колено на лямочках. Мужики зело здоровы. Бороды рыжие. Кружкам пустым на их столе уже и места нет. Смеются. Чего зубы скалите? Так бы кружкой и запустил в смеющиеся рыла. Хрен с ним, что четверо вас, что кулачищи у вас почти как у моего командира полка – как пивные кружки кулачищи.

      Может, броситься на них? Да пусть они меня тут и убьют. Пусть проломят мне череп табуреткой дубовой или австрийской кружкой резной. Так ведь не убьют же. Выкинут из зала и полицию вызовут. А может, на полицейского броситься? Или Брежнев скоро в Вену приезжает с Картером наивным встречаться – может, на Брежнева броситься? Тут уж точно убьют.

      Только разве интересно умирать от руки полицейского или от рук тайных брежневских охранников? Другое