Боярыня Матвеева. Вера Русакова

нет? От любезных слов язык не сломается. А может, вовсе он не преувеличивает.

      Благодарности были выданы ему обильно и с жаром, причём, что характерно, искренним. В основном старалась Мэри, но Флора тоже не отставала; Матвеев слушал. Когда же дамы притомились, младшая предложила гостю пообедать, «если это не против его веры и его не смущает обедать с женщинами»[7]. Флора немедленно добавила, что ничего, противного православным традициям, у них не готовят. Полковник согласился так охотно, как будто именно этого и ждал.

      – То, что на вас – это и есть немецкое женское платье? Я мужские камзолы и прочее видел, а вот женские наряды – ни разу.

      – И как тебе нравятся наши платья? – с улыбкой спросила Мэри.

      – Нравятся. Не широкая одежда, а как будто облегает.

      – Так и есть, – согласилась Мэри, а про себя подумала: хорошо, что на них закрытые скромные платья, без вырезов.

      Матушка Флора немедленно стала жаловаться на трудности вынужденного переодевания: большинство иностранцев уже привыкли к русской одежде, а им вдруг приказали носить немецкое платье, которое негде было купить и мало кто умел шить.

      – Это правда, – тихо подтвердила Мэри. – Моя мама хорошо шьёт, и её умение создало ей внезапную популярность. У неё учились сами наши дамы, присылали к ней слуг, самые наглые просили сшить им платья.

      Не в добрый час упомянула она о слугах: свекровь ухватилась за новую тему для жалоб.

      – Держать русских слуг нам нельзя, а везти их из Германии или Голландии – чудовищно дорого и неудобно. Приходится идти на всякие хитрости…

      Тут госпожа Краузе сообразила, что говорит лишнее.

      – Царь и патриарх считают, что православные люди не должны быть слугами иноверцев. А какие у вас хитрости в ходу?

      – Ну… э… а ты не будешь на нас доносить?

      – Нет, – гость улыбнулся, – просто из любопытства спрашиваю.

      – Ну… договариваемся с русскими друзьями или выкрестами, что слуги числятся как бы у них, а на самом деле у нас… Или что они не слуги, а угол снимают, – добавила она смущённо.

      – Или принимаете беглых, – опять улыбнулся Матвеев.

      Мэри сидела как на иголках. Похоже, русские власти знали больше, чем хотелось бы обитателям Немецкой слободы.

      – Нет, что ты, это же незаконно, – ответила она сахарным голосом.

      – Я лично так не делаю, – добавила её свекровь голосом не менее сахарным, – но могу понять того, кто будет так делать.

      – Боюсь, что власти и прежние хозяева не поймут. Вообще же у вас есть выход: принять православие, и сложностей этих не будет.

      – Поменять веру не так-то просто, если, конечно, ты не Анри Четвёртый.

      – Кто это?

      Мэри приказала подать сладкое и объяснила, что это французский король, прославленный любовными похождениями и тем, что он четыре раза менял веру.

      – Четыре раза? Нет, я понимаю один, ну два, но четыре…

      Кончилось тем, что пришлось рассказывать гостю про Анри Четвёртого, предварительно предупредив, что это рассказ долгий.

      – Я никуда не тороплюсь.

7

В России XVII века было принято, чтобы мужчины и женщины принимали пищу отдельно друг от друга. Исключения делались только в определённых случаях, например, на свадьбах.