Сладкий привкус яда. Андрей Дышев

подумал я после того, как Татьяна засветила мне в лоб снежком. Я повернулся к инспектору спиной, присел и завел его руки себе на плечи. Он был тяжелым, почти неподъемным, как рюкзак на высоте выше восьми тысяч метров, только инспектора нельзя было, как рюкзак, скинуть в пропасть.

      – И куда мы пойдем? – спросила Татьяна.

      Я выразительно посмотрел на нее и сквозь зубы процедил:

      – Уж, конечно, не вверх по склону.

      Утопая в рыхлом снегу, я сделал несколько шагов и сразу устал. Ноги инспектора оглоблями торчали с обеих сторон от меня и все время норовили врезаться в снег. Руками он обхватывал мою шею так крепко, что я не мог сказать определенно: или он просто держит меня, чтобы я не убежал, или же на всякий случай пытается меня задушить.

      Татьяна, подкравшись к нам с аптечкой, всадила инспектору в зад иглу шприц-тюбика. Инспектор замычал и обмяк. Мы начали спускаться, удаляясь от чадящего вертолета. Татьяна шла передо мной, протаптывая тропу и часто оглядываясь, словно хотела удостовериться, что я все еще демонстрирую свое феноменальное благородство.

      – Вам удобно? Я не слишком быстро иду? – заботливо спрашивал я инспектора, когда останавливался, чтобы перевести дух. Тяжелые скальные массивы, похожие на крепостные башни, плыли перед моими глазами, как театральные декорации, пот лился по лицу, разъедая кожу. Она нестерпимо зудела, и я мечтал впиться в щеки ногтями и разодрать их до крови.

      Наверное, ни я, ни инспектор не владели английским в той степени, чтобы в полной мере передать друг другу оттенки настроения. Полицейский воспринял мои полные ненависти слова так, словно я признал свою вину.

      – Нога немеет, – с недовольством ответил он. – Вы не идете, а прыгаете.

      – А вы предпочли бы, чтобы я полз? Или летел вниз головой?

      – Я предпочел бы, чтобы вы обращались со мной так, как я того заслуживаю! – сердито выпалил инспектор, даже не подозревая, что он нажал на кнопку сброса бомбы. И я тотчас эту бомбу сбросил.

      Свалившись в сугроб, инспектор взвыл на высокой ноте, словно Моська, угодившая под ноги слона. Не оборачиваясь, я продолжал идти вперед как ни в чем не бывало.

      – Я вас… я вас… – орал дурным голосом инспектор. – Немедленно… Я требую…

      Мне стало смешно. Я остановился и обернулся. Инспектор глубоко ушел в снег, почти по плечи, и напоминал пережаренного и злого Колобка.

      – Ну? – усмехнулся я. – Что вы требуете? Что вы вообще можете сейчас сделать самостоятельно?

      Задыхаясь, Татьяна подошла ко мне, с трудом вытаскивая глубоко увязающие в снегу ноги.

      – Это уже слишком, – прошептала она, убирая с глаз светлую челку. – Не издевайся над раненым.

      – У тебя иней на ресницах выступил, – заметил я.

      Татьяна покусывала губы. Инспектор хрипел и разгребал вокруг себя снег, словно он был оленем и хотел ягеля.

      – А у тебя, – произнесла девушка жестко, – мозги на лбу сейчас выступят, если посмеешь оставить его.

      – Оба! – воскликнул я. – Еще один стрелец! И чем ты пытаешься меня испугать? Своим пистолетиком?