Сам без оружия. Алексей Фомичев

завертели головами, кому-то замахали руками. Из-за дома неподалеку от авто Щепкина вышел высокий худощавый парень с всклоченными волосами. Отряхивая рукава и растерянно улыбаясь, он пошел к господинчику.

      – А! Господин помощник! Ваша фамилия Халтурин? Или Гриневицкий? Вам слава бомбистов жить не дает? Хотите переплюнуть?

      Парень одернул пиджак и укоризненно посмотрел на господинчика.

      – Лев Янович, вы же сами просили сделать все натурально, чтобы было как по правде.

      – По какой правде? Я режиссер, и я решаю, что здесь правда, а что кривда! Как мне прикажете работать, если после ваших… реалий я остаюсь без артистов и без реквизита? Это не съемочная площадка, а штурм Измаила! На германском фронте дневные потери меньше, чем у нас на площадке!

      – Простите, Лев Янович, но это гипербола…

      – Что-о?!

      Режиссер задохнулся от возмущения, побурел. Его рука вытянулась и указала куда-то в сторону.

      – Вон! – выдохнул режиссер. – Вон, я говорю! Вы уволены! Я рассчитаю вас… я вычту из вашего гонорара стоимость ремонта пролетки и лечения людей!

      Зинштейн гордо поднял голову.

      – Вы не смеете!

      – Смею! – снова взвизгнул режиссер. – Если вы сейчас не скроетесь с глаз долой, я посмею прибить вас на месте!

      Он резко отвернулся, посмотрел на рабочих, которые все еще растаскивали повозки, повернулся к помощникам, застывшим с выпученными глазами.

      – Быстро в мастерские! И чтобы через три часа все было сделано!

      На дороге кое-как вставали на ноги «полицейские» и «налетчики», трясли головами, разевали рты. Режиссер горестно вздохнул, достал часы, что-то прикинул и объявил:

      – Перерыв! Два… три часа! Все свободны! И найдите мне нового помощника. Который не захочет взорвать Питер для реальности кадра!

      Уволенный, но пока не рассчитанный Зинштейн, понурив голову, прошел мимо Щепкина, бубня под нос.

      – Сергей! Сергей Михайлович!

      За Зинштейном вприпрыжку побежал один из помощников режиссера.

      – Сергей Михайлович! Стойте же! – Помощник нагнал юношу и схватил его за руку. – Погодите! Вы же знаете Яна Львовича! Он взрывается, но быстро отходит. Он простит вас. Через три часа и простит. Ну, повинитесь, покайтесь.

      Зинштейн выдернул руку из пальцев помощника режиссера.

      – Оставьте, Иван Парфенович. Я не мальчик! Если господин режиссер не понимает современных тенденций в синематографе и не готов идти на риск, на эксперимент, я умываю руки. Работать с этим тираном я не хочу, увольте! Пусть ищет пиротехника и баталиста где угодно. Хоть на паперти. Я ухожу!

      Досмотреть трагикомическую сцену Щепкин не успел, городовой махнул рукой и пророкотал:

      – Проезжайте, господин, путь свободен.

      Обернувшись еще раз на место съемки и увидев расстроенных режиссера и его помощников, капитан усмехнулся и завел мотор.

      Живут же люди! Даже завидно – вдали от реальной жизни творят сказку и при этом неплохо зарабатывают! И какие страсти бушуют!

      Автомобиль