Первобытные. Елена Крюкова

к моему животу – может, совершилось уже!..

      Фанио гладит меня по плечам, пальцы ее дрожат, седые космы трясутся в рыдании.

      – Ты сама не знаешь, что сказала ты. Небо не обмануло тебя. Есть Небесный Огонь. Он прилетит к тебе. Ты зачуяла его издалека. Но сперва накрой погребальной шкурою того, кто здесь был так дорог тебе, что на щеках твоих пролегли пустынные дороги слез. Проводи его во Тьму. Ты имеешь на это больше прав, чем все мы, люди Племени. И сам Хэш тебе слова не скажет.

      Фанио притискивает мою голову к своей груди, а охотники все роют и роют яму, и из-под их скрюченных пальцев и крепких пяток черными фонтанами летит и летит холодная земля.

      Первое погребение

      …Вы согните его, будто плод в материнской утробе.

      Вы колите над ямой разверстой мычащих быков,

      Чтобы кровь пролилась,

           запылала малиной в сугробе —

      На излучинах бивней слоновьих, кабаньих клыков.

      Эти мамонта зубы ему по бокам положите —

      Отбиваться он будет на том берегу Черной Тьмы

      От чудовищ… еще предстоят ему кровопролитья —

      Ибо взял он страданье земное для Неба взаймы.

      Вы укройте его рыжей, в крапинах, шкурой оленя…

      Дай, о жрица, укрою сама своего Горбуна!..

      Я топор ему в руки кладу, я целую колени,

      Я однажды была у костра ему ночью – жена…

      Расплетал он и плел мои буйные рыжие косы…

      Я кладу оберег костяной на иссохшую грудь.

      А жена вместе с мужем уходит, глотая не слезы,

      А дожди, что, косые, летят на посмертный наш путь…

      А жена вместе с мужем уходит во землю сырую,

      В мерзлоту, во снега, во тяжелые грозные льды…

      Я целую ступни, я пронзенные руки целую,

      Пламя кос на них лью, пламя жизни твоей и беды…

      Припадаю к тебе! Обвиваю твой горб волосами!

      А ребенок брыкается, бешено пляшет во мне…

      За тобой не пойду – обмывать его буду слезами,

      Обжигать, чтобы рос невредимым, на страшном огне!

      Он не твой, о Горбун!

      Как я ночью зачатья клеймёна…

      В родах – сотнею шкур забросают старухи меня,

      Чтоб не слышало Племя, как воплем буравит мне лоно

      Головенка плода – острый сгусток чужого Огня!

      Искусаю я в кровь свои перечно-алые губы,

      Изойдусь жадным криком – как соком гранат, истеку:

      Я рожу Человека – но грянут Небесные Трубы,

      Ибо выжег отец мне звездою каленой щеку…

      Спи спокойно, Горбун!..

           Ты певец был, каких мы не знали.

      Ты так песню мне пел, что кружилась моя голова.

      Спи-дремли ты в колючем, буранном, седом одеяле,

      Пусть метельный ковыль над тобой, ледяная трава…