Лужок Черного Лебедя. Дэвид Митчелл

тебе отбили шоколадные конфеты, которые вы с Кейт Элфрик жрете коробками, – парировал я.

      – А куда, интересно, девался шоколадный апельсин? А, Тварь?

      – Джулия! – мама вздохнула. – Пожалуйста, не называй так Джейсона. В конце концов, у тебя только один брат.

      – На одного больше, чем нужно, – заявила Джулия и встала.

      Тут папа что-то вспомнил.

      – Кто из вас заходил ко мне в кабинет?

      – Только не я, папа! – Джулия зависла в дверях, почуяв кровь. – Должно быть, это мой честный, милый, послушный младший братик.

      Откуда он знает?

      – Я задал простой вопрос.

      Значит, у него есть улики. Единственный известный мне взрослый, который пытается блефовать в разговорах с детьми, это мистер Никсон, наш директор школы.

      Карандаш! Когда Дин позвонил в дверь, я, наверно, оставил карандаш в точилке. Чертов Дурень.

      – У тебя телефон звонил и никак не останавливался, минут пять, честно, так что я…

      – Каково правило относительно моего кабинета? – мой рассказ папе явно был не интересен.

      – Но я подумал, это может быть что-то важное, поэтому я взял трубку и стал… – Висельник перехватил слово «слушать», – и там кто-то был, но…

      Отец жестом скомандовал «СТОП!»

      – Я, кажется, задал простой вопрос.

      – Да, но…

      – Какой вопрос я тебе задал?

      – «Каково правило относительно моего кабинета?»

      – Верно.

      Папа иногда похож на ножницы. Щелк, щелк, щелк.

      – Так почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

      Тут Джулия сделала странный ход.

      – Вот забавно.

      – Я не вижу, чтобы кто-нибудь смеялся.

      – Нет, папа, я про то, что на второй день Рождества, когда вы повезли Тварь в Вустер, у тебя в кабинете вдруг зазвонил телефон. Честно, он звонил сто лет. Я не могла заниматься. И чем больше я себе говорила, что это вовсе не «Скорая помощь» и не полиция, тем больше уверялась, что это они и есть. В конце концов я чуть с ума не сошла. У меня не было выбора. Я сказала «алло», но на том конце не ответили. Так что я повесила трубку – вдруг это маньяк.

      Папа затих, но гнев у него еще не прошел.

      – Вот, со мной было то же самое, – рискнул я. – Но я не сразу повесил трубку, потому что думал, может, они меня не слышат. Джулия, у тебя там в трубке ребенок не плакал?

      – Так, слушайте меня, вы двое. Нечего строить из себя частных сыщиков. Если какой-то шутник обрывает нам телефон, я не хочу, чтобы кто-либо из вас отвечал. Что бы ни случилось. Если эти звонки повторятся, просто выдерните аппарат из розетки. Ясно?

      Мама все это время сидела молча. Что-то тут очень не так.

      – ВЫ МЕНЯ СЛЫШАЛИ? – Папины слова были как кирпич, брошенный в окно. Мы с Джулией подскочили.

      – Да, папа.

* * *

      Мама, папа и я съели «Ангельский восторг» в полном молчании. Я не осмеливался даже глаза поднять на родителей. Я не мог попроситься из-за стола, потому что Джулия уже пошла с этой карты. Понятно, почему я оказался в немилости, но почему родители друг с другом не разговаривают? Проглотив последнюю ложку