Сокровища баронессы фон Шейн. Ольга Баскова

воровка, которая под давлением все вернула, и именно поэтому князья Раховские были так добры, что не настаивали на суде. Мишель бежал от Оленьки как черт от ладана, только его и видели. А сейчас он женат. – На впалых щеках ювелира задвигались желваки. – На какой-то богатой и знатной. А моя девочка восьмой год сидит в своей комнате.

      Альберт нахмурил густые седые брови:

      – Восьмой год не выходит из комнаты? Черт побери, это уже болезнь, Зельд. Ты приглашал к ней врачей?

      – Сначала приглашал, потом перестал, – признался несчастный отец. – Видишь ли, бесплатно никто не станет консультировать. Нам остается только надеяться, что она не окончательно тронулась умом и когда-нибудь прервет затворничество.

      Профессор поднялся, хрустнув суставами.

      – Я помню твою Оленьку прелестной девушкой и сейчас хотел бы ее увидеть. – Он улыбнулся. – Ты проводишь меня к ней в комнату?

      – Вряд ли она захочет с нами разговаривать, – вздохнул Сегалович и дотронулся до хрящеватого носа. – Она беседует только со своим дневником. Одному Богу известно, что пишет моя дочь.

      – Пойдем, друг. – Альберт взял его под руку и решительно повел наверх.

      Оленька сидела за столом и при свете тусклой лампы, покрытой серебристой паутиной, размашисто писала в дневнике: «Восьмой год! Восьмой год я сижу в комнате, расплачиваясь за то, чего не совершала. О, как мне хочется возмездия! Как хочется, чтобы эти благовоспитанные господа, которые считают, что им позволено все, ползали передо мной на коленях! И этот день наступит. Наступит, наступит, наступит!» – повторила она трижды и, почувствовав облегчение, бросила ручку. Когда в дверь постучали, девушка ничего не ответила, лишь равнодушно отвернулась.

      – Оля, к тебе можно? – услышала она робкий голос отца. – К нам пришел гость, он хочет тебя видеть.

      Она не проронила ни звука. Зельд растерянно взглянул на Альберта, но тот решительно толкнул дверь и вошел в темную пыльную комнату. Увидев худую, изможденную, бледную девушку – нет, не девушку, а скорее тень (казалось, жили только черные воспаленные глаза), он был тронут и ласково проговорил:

      – Ольга Зельдовна, здравствуйте. Вы должны меня помнить. Я приятель вашего отца, профессор консерватории Альберт Цабель.

      Девушка пожала плечами и покачала головой.

      – Впрочем, я на этом не настаиваю, – продолжал Альберт. – Мне захотелось увидеть вашу семью и по возможности помочь.

      Оля продолжала молчать, разглядывая жирное пятно на бумажной скатерти.

      – Вы любите музыку? – Цабель не собирался сдаваться. – Хотите, я что-нибудь сыграю?

      Девушка вздрогнула и медленно встала на ноги. Ее впалые щеки покрылись смертельной бледностью.

      – Прошу вас, уйдите, – прошептала она зловеще. – Я прошу вас… Немедленно покиньте мою комнату.

      Ее губы затряслись, кулаки сжались, костяшки пальцев побелели. Казалось, она сейчас или упадет в обморок, или набросится на мужчин. Зельд потянул приятеля за рукав:

      – Пойдем