Сокровища баронессы фон Шейн. Ольга Баскова

на утро, – попросил он, – мне еще до Ломоносова добираться. Очень хочется все успеть за один день.

      – Ну, это как получится, – развел руками капитан с большой лысиной в обрамлении венчика рыжеватых волос и принялся копаться в Интернете. – Слушай, повезло тебе. Есть на завтра, на восемь утра. Заказываем?

      – Давай, – обрадовался майор. Восемь утра – самое подходящее время. К двум он будет в Питере, постарается сесть на автобус до Ломоносова, зайдет к старушке, а потом поищет гостиницу для ночлега.

      – Заказал, – выдохнул дежурный с облегчением. – Иди выкупай.

      – Спасибо, друг, – поблагодарил Потапов и помчался к билетным кассам.

      Глава 14

Санкт-Петербург, 1896 год

      Несмотря на внушительную сумму, данную Сегаловичу князем Раховским, ювелир так и не смог окончательно оправиться. Он открыл маленький магазинчик, не чета шикарному салону, но дела шли все хуже и хуже, и вот уже на горизонте замаячили кредиторы. Разорение и нищета подступали медленно, но неумолимо, и Зельд совсем отчаялся. После случая с Ольгой он не решался просить в долг даже у самых верных друзей и готовился к худшему. Марта, видя состояние мужа, день и ночь думала, как бы помочь, но тоже не могла ничего предложить. Если они пойдут по миру, что станет с их детьми? Марк еще учится, ему, молодому человеку, столько нужно. А Оленька? Сердце матери обливалось кровью, когда она думала о дочери. Как бы ни хотелось это признавать, девушка сошла с ума. Вот уже почти восемь лет она не спускалась даже в гостиную, не желала общаться, хотя, по мнению матери, доверительные разговоры смогли бы ее вылечить. Что же станет с ней? Неужели ее ждет больница для умалишенных? В страхе и отчаянии Марта бросалась на смятую постель и, закрывая лицо руками, давала волю рыданиям. Зельд слышал всхлипывания, подолгу стоял у двери комнаты жены, не решаясь войти – ибо что он мог сказать несчастной?

      Однажды в пасмурный осенний день, когда глава семьи хмуро сидел у камина, в очередной раз думая, как уберечься от нищеты, в дверь кто-то постучал. Зельд, тяжело переваливаясь с ноги на ногу (в последнее время у него болели суставы), сам подошел к двери (все служанки были давно уволены). Он не хотел открывать, боясь, что это судебные приставы, но, на свое удивление, услышал скрипучий голос старого друга Альберта Цабеля, профессора консерватории, остряка и балагура:

      – Открывай, старый черт. Жив ты или мертв – открывай, и все.

      Сегалович распахнул дверь и оказался в объятиях давнего приятеля. Тот, одетый в дорогой костюм, пахнувший дорогим одеколоном, отошел на несколько шагов от Зельда, чтобы лучше его разглядеть.

      – Ты переменился, старый греховодник, – буркнул он, неизвестно отчего давая Сегаловичу такое прозвище (о верности Зельда жене ходили легенды), – постарел… Да, да, да, и я не помолодел за время, пока мы не виделись, но ты… Сколько прошло с того дня, как я у вас обедал? Кстати, до сих пор вспоминаю превосходную фаршированную рыбу. Ты сказал, что Марта готовила ее сама. Между прочим, где хозяйка дома?

      Он