Иосиф Бродский. Вечный скиталец. Александр Бобров

ярчайшие примеры антирусской, антиправославной, да, кстати, и антиеврейской поэзии:

      «Лирический герой стихотворения Багрицкого отвергает вовсе не русский и не какой-то абстрактный, а вполне конкретный, осязаемый и узнаваемый еврейский быт. Отвергается в первую очередь система ценностей, ориентиров. Ее сторонники, «ржавые евреи», как раз и скрестили острия своих «косых бород», чтобы не дать ребенку коснуться звезды новой жизни.

      И медленно, как медные полушки.

      Из крана в кухне капала вода.

      Сворачивалась. Набегала тучей.

      Струистое точила лезвие…

      – Ну как, скажи, поверит в мир текучий

      Еврейское неверие мое?

      Меня учили: крыша – это крыша,

      Груб табурет. Убит подошвой пол.

      Ты должен видеть, понимать и слышать,

      На мир облокотиться, как на стол.

      А древоточца часовая точность

      Уже долбит подпорок бытие.

      …Ну как, скажи, поверит в эту прочность

      Еврейское неверие мое?

      С отцом. 1951 г. Фото М. М. Вольперт. Из архива М. И. Мильчика

      Автору хочется другого мира – не диалектического, текучего, не стабильного, патриархального… а сюрреалистического, безумного:

      И все навыворот,

      Не так, как надо.

      Стучал сазан в оконное стекло;

      Конь щебетал; в ладони ястреб падал;

      Плясало дерево,

      И детство шло.

      Такой вот мир подарила Эдуарду Багрицкому звезда революционного счастья, а не пускали его в этот чудный новый мир паршивые «ржавые евреи», сдуру полагавшие, что пол находится снизу, и ловившие сазанов в реках, а не в облаках.

      Что может удержать юношу в этом скучном, ржаво-положительном мире? Любовь? То, что сказано о любви в стихотворении «Происхождение», я вынес в эпиграф.

      Родители?

      Но в сумраке старея

      Горбаты, узловаты и дики,

      В меня кидают ржавые евреи

      Обросшие щетиной кулаки».

      Но ведь и Бродский «ловит сазанов» в холодных облаках и, по сути, порывает со своими родителями-евреями. Вернемся к фильму и образу еврейского поэта.

      Мать Бродского умерла в 1983 году, отец – год с лишним спустя. Допустим, что перед этим им не позволили совершить поездку к сыну, который уже перебрался в Нью-Йорк. Но почему он ничего не придумал для встречи в третьей стране, а главное, не приехал на могилу родителей, когда его так звали в Россию с перестроечных времен?

      В фильме «Полторы комнаты» есть характерная сцена. Собралась какая-то богемная компания в Нью-Йорке, льется красное вино. Бродский решил под ее шум и гам позвонить маме.

      – Ты меня слышишь?

      – Я тебя слышу?

      – Ты откуда?

      – Оттуда.

      – Единственное, что мы хотим в жизни – увидеть тебя. Что ты делал вчера?

      – Мыл посуду.

      – Мыть посуду – это полезно.

      – Что