Двадцать тысяч лье под водой. Жюль Верн

на сфинкса.

      После томительного молчания он снова заговорил:

      – Итак, я долго колебался, но наконец решил, что могу совместить свои интересы с тем состраданием и участием, на которые имеет право каждое живое существо. Вы останетесь на моем судне, вы будете здесь свободны, и взамен этой свободы – свободы, разумеется, относительной – я поставлю вам одно условие. Если вы дадите мне слово, что выполните его, мне этого будет достаточно.

      – Говорите, милостивый государь, – отвечал я. – Я полагаю, условие ваше такого рода, что честный человек может его принять?

      – Вы не ошиблись. Вот какое это условие: очень возможно, что некоторые непредвиденные обстоятельства вынудят меня удалять вас время от времени на несколько часов или на несколько дней в ваши каюты, или, как вы говорите, в тюрьму, без права выходить оттуда. Я не желаю насилия и потому требую в этом случае беспрекословного повиновения. Действуя таким образом, я беру на себя всю ответственность, разрешаю вам все наблюдать и обследовать, но вы не будете свидетелями событий, которые я желаю сохранить в тайне. Принимаете вы это условие?

      Значит, на борту подводного судна происходили такие вещи, которые могли видеть только люди, «стоящие вне общественных законов»! Значит, здесь было много всего.

      – Мы принимаем, – отвечал я. – Но позвольте, милостивый государь, задать вам один вопрос!

      – Извольте.

      – Вы сказали, что мы будем полностью свободны на бор ту вашего судна?

      – Совершенно свободны.

      – Так я хотел бы знать, что вы подразумеваете под этой свободой?

      – Вы можете свободно ходить по всему судну, осматривать его, наблюдать за всем, что здесь происходит, за исключением тех редких случаев, о которых я уже говорил, – одним словом, вы будете пользоваться такой же свободой, какой пользуются и мои товарищи.

      Очевидно, мы не поняли друг друга!

      – Извините, милостивый государь, – возразил я, – ведь свобода, которую вы обещаете, – это свобода узника в стенах темницы! Подобная свобода не может нас удовлетворить!

      – Однако придется удовлетвориться.

      – Как! Мы должны отказаться от надежды увидать родину, друзей, родных?

      – Да, должны. Вы должны отказаться от тяжкого земного ига, которое люди называют свободой. И это вовсе не так трудно, как вы полагаете.

      – Что касается меня, – вскрикнул Нед Ленд, – я не дам слова отказаться убежать отсюда!

      – Я вашего слова и не прошу, мистер Ленд, – холодно ответил капитан.

      – Капитан! – вскричал я, не владея собой. – Вы пользуетесь нашим положением! Это жестоко… бесчеловечно…

      – Напротив, это милосердие. Вы мои пленники, вы взяты в плен на поле битвы. Я вас держу на своем судне, хотя мог бы бросить вас в пучину океана. А я сохранил вам жизнь. Вы на меня напали! Вы проникли в тайну, в которую проникать ни один человек не должен, – тайну моего существования! И вы думаете, что я позволю вам вернуться на землю? Никогда! Я буду удерживать вас здесь ради своей безопасности.

      Эти