Отрок московский. Владислав Русанов

Хорошо ему, постигшему учение чиньских мудрецов, советы давать! А если тебе шестнадцать лет, и две трети своей жизни ты прожил на выселках, в окружении одних лишь родичей, а одну – с отшельником в лесу. Что тогда делать? Как не ошибиться в человеке?

      Ну ладно, Улан-мэрген, вроде бы как открытая ладонь: на хитрость не способен, говорит, что думает, а все мысли у него прямые, как полет стрелы. А Василиса? Какую игру она ведет? Чего от нее можно ожидать? Обещала дать оружие и не дает. О себе почти ничего не рассказывает. А если и считает возможным открыться в какой-то малости, то еще неизвестно – правду говорит или нет.

      – Так ты, правда, учен любым оружием драться? – вдруг спросила девушка. Нашла время!

      – Не правда, – довольно резко ответил Никита. – Посохом, мечом, течами… Мечом совсем плохо, – поспешил он добавить, чтобы не показаться совсем невежливым. Относиться к человеку нужно так, как хочешь, чтобы он к тебе относился. Эту истину еще никто не отменял. – Учитель говорил, что рано еще. Течами получше. Да что толку рассуждать? Они все равно у Ильи остались в Смоленске.

      – А про «голыми руками» что ордынец говорил?

      – Учил меня Горазд и голыми руками. Вернее, руками и ногами. Так это разве диво? На Руси испокон веков дружинников рукопашному бою учат.

      – Верно, учат… – Василиса хитро улыбнулась. – А я думала, врать мне начнешь, что непобедимый баатур.

      – Я врать не приучен, – смутившись, буркнул Никита.

      – Ты гляди! Я привыкла, что все вокруг врут и выгадывают. А ты как белая ворона. Не боишься прогадать?

      – Я по жизни не выгадываю.

      – И за обозом франкским просто так поехал…

      – Кто тебе такую глупость сказал?

      – А что, за награду?

      – Я… Я не про то. – Парень аж заикаться начал от возмущения.

      – А про что?

      – Кто тебе сказал, что я за каким-то там обозом еду?

      – Сорока на хвосте принесла.

      – Дурная у тебя сорока!

      – Ну конечно, наши, смоленские сороки дурные. Все как есть. Это тверские или московские сороки – умные… Страсть!

      Никита, чтобы не наговорить злых и обидных слов, с силой стиснул зубы. Вот, кажется, и отгадка, зачем она их из поруба вызволяла, зачем вместе ехать напросилась. Ничего удивительного не будет, если позади, в половине дня езды, следует Илья Приснославич с верными дружинниками. Следопытов у него в отряде хватает: тот же Твердила или братья Вершиничи – Мокроус и Куденя. Не отстанут, будут висеть, как репей на хвосте у собаки. И ждать.

      – Эй, ты чего замолчал? – удивленно вскинула бровь Василиса.

      Парень тряхнул головой, выказывая нежелание отвечать.

      – За сорок, что ли, обиделся?

      Он только отмахнулся, внимательно вглядываясь в ельник. Показалось, или ветви качнулись, стряхивая несколько снежинок? Может быть, белка балует… А может…

      Из лесу неслышно вышел Мал. Приложил палец к губам, а после скорым шагом, ступая по своим следам, выбрался на дорогу.

      – Что? – шепотом спросила Василиса.

      – Грабят, – хмуро