Отрок московский. Владислав Русанов

за Иртышом, он вырезал себе посох и соорудил охотничий лук, чтобы не умереть с голода…

      – Вовсе они не вилы… – слегка обиделся Никита, услышав обидное такое прозвище любимого оружия. – Хотя в Чиньской земле и вилами сражаются, и лопатами, и даже граблями. Мне учитель рассказывал.

      – Граблями?! – звонко рассмеялась Василиса. – Это как?

      – Граблями и у нас смерды дерутся, случается, – весомо заметил Мал. Как оказалось, старик не только смотрит по сторонам, но и внимательно прислушивается к разговору. – И вилами. И лопатами, случается. Как браги напьются…

      – Видел и я, как смерды вилами дерутся, – закаменев лицом, ответил Никита. – Мой стрый[22] двух нукуров вилами завалил, когда наши выселки грабили. А после браги как-то не приходилось замечать.

      – Смерд и есть, – пожал плечами Мал. – Не проще ли отдать было то, чего хотели?

      У парня невольно сжались кулаки, и правая рука поползла по поясу в поисках рукоятки меча. Но он вовремя вспомнил, что девушка, хоть и посулила дать им с Уланом оружие, не торопилась выполнять обещания. Зато сама ехала при сабле. Да и старик вооружился, что называется, «до зубов». Кроме меча, широкого «чухонского» ножа на поясе, еще одного – засапожного, короткого лука в сагайдаке с полным колчаном стрел, он тянул на себе еще кистень, засунутый сзади за перевязь, и топор, привязанный к задней луке.

      – Это тебе, холопу, легко хозяйским добром распоряжаться! – срезал он обидчика метким словом. – А попробовал бы своим горбом нажить!

      Язвительное замечание зацепило дедка гораздо сильнее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Он рванул повод, разворачивая саврасого коня. Выкрикнул, побагровев лицом:

      – Ты кого холопом обозвал?!

      – Тебя, а что? – скривился Никита.

      – Ты – недоносок! Заморыш московский! – Глаза Мала налились кровью, выпучились. – Я тебя, крысеныш, сейчас по-свойски проучу…

      Он схватился за плеть, одновременно ударяя пятками в конские бока.

      – Стой! – взвизгнула Василиса, бросаясь наперерез.

      – Назад! – крикнул Никита, заметив, что татарчонок направил своего коня прямиком в бок саврасому.

      Они успели одновременно: парень схватил друга за шиворот, едва не выдернув из седла, а девушка поймала запястье Мала.

      – Пусти, я этого щенка таки высеку! Давно хотел! – рычал старик, но вырывался не слишком старательно. – Давно проучить его надобно…

      Улан-мэрген выровнялся в седле, виновато потупился, но ответил дерзко:

      – Не к лицу баатуру терпеть обиды и спускать оскорбления!

      – Отъедь в сторонку! – прикрикнул на него Никита. – Я за себя сам постоять могу!

      Татарин дернул плечом, но ослушаться не посмел.

      – Сосунок… И один, и второй – сосунки! – брызгал слюной Мал. – Как посмели на меня… Да я втрое старше! У меня ран только на службе князевой…

      – Остынь, кому говорю! –

22

Стрый – в Древней Руси брат отца.