Сердца мира. Анна Александровна Цой

отчетливостью, однако единственная мысль, которая блуждала у меня в голове и оправдывала его, была про то, что мы выросли в разных мирах, в разное время и в разных условиях. Возможно, то отношение, которое сейчас он проявляет ко мне, для него кажется идеальным. Ведь я не видела ни одной полноценной семьи, где мужчина относился бы к женщине без пренебрежения. Всю свою жизнь я слышала от учителей, воспитателей и в конце концов Раи, что в семье все друг друга поддерживают, любят и не причиняют боли. Однако видела я совсем другое: чаще всего кто-то доминировал и подминал под себя другого, заставляя его делать то, что он делать не хочет.

      Но я не хотела такой жизни для себя. Свобода и равенство казались мне намного приоритетнее, чем неосязаемая любовь или верность. По иронии судьбы я попыталась усмирить собственные стереотипы. Видимо зря.

      Что ж, каждому своё. Деймос и равноправие – абсолютно разные вещи.

      04

      Дверь открылась настолько неожиданно, что я завалилась на спину и громко икнула, перепугавшись от такого поворота событий. Странно, что я не услышала ни звука шагов, ни тем более того, как поворачивалась ручка. Надо мной возвышался Вильгельм, который недовольно хмурил брови, будто я вновь в чем-то провинилась.

      – Нам нужно еще кое-что обсудить, – отец протянул мне руку, и когда я вложила в нее свою, потянул вверх, помогая мне подняться.

      Я же думала о том, что раньше папочка не стремился со мной разговаривать. Его молчаливость казалась мне издержкой характера. Но, возможно, то, что он начал со мной разговаривать, говорит об обратном – папочка просто не хотел это делать. Думаю, что и мой скептицизм сыграл свою роль в его отношении. Однако, что я сделала сейчас для того чтобы заслужить такое двоякое внимание к своей персоне? Не висталочье превращение ли тому виной?

      Я отряхнула одежду от несуществующей грязи и пыли, закрыла дверь в ванную и как ни в чем не бывало прошла к креслу, где раньше сидела бабуля. Во втором все так же восседал первый грубиян Деймоса, а в третье, разделяя нас, упал отец. Последний устало потер лицо ладонями, тяжело вздохнул и оглядел меня, принципиально не смотрящую в сторону Князя.

      Не думаю, что Лорд Вольтер в принципе знает, что такое извиняться, потому разговаривать с ним мне совершенно не хотелось.

      – Что ты хотел обсудить, папочка? – как можно мягче постаралась поторопить я отца, который кажется решил ничего мне не говорить.

      Мужчина в ответ лишь сквасился и опустил голову на сложенные ладони. А я напряглась. Информация, что меня поджидала, явно не была приятной. Возможно, она была даже очень неприятной.

      – Пап, рассказывай, – уже совсем потеряла терпение я.

      Не знаю, что больше подгоняло меня, приближающийся закат или же подогреваемый с каждой минутой интерес.

      – Когда ты была еще совсем маленькой… в твоё тело подселили еще кое-кого, – пробурчал он, смотря на меня исподлобья.

      Я же ничего не поняла.

      – Подселили в каком смысле? – я посмотрела в окно, желая сосредоточиться