Полудочка. Виктор Улин

холл второго этажа. Он был огромным, для освещения имелись целых две люстры.

      Дверь Маргаритиной спальни была открыта: жена любила воздух, которого в этой квартире, имеющей площадь около двухсот метров, хватало с избытком. Проем глухо чернел, задернутые шторы не пропускали снаружи ни лучика.

      Рядом открывалась дверь Ганцевского кабинета. Там не имелось балкона, зато два окна заливали солнцем его рабочий стол и коричневый кожаный диван у стены. Штор Ганцев не задергивал, сейчас в кабинете сияли окна противоположных домов, подрагивали фонари далекого шоссе.

      Слабого отсвета хватало, чтобы по-кошачьи прокрасться к лестнице.

      Датчик движения сработал исправно, по двум пролетам вспыхнул свет. Ганцев не стал вешать там люстру, не желая раздобывать пятиметровую лестницу всякий раз, когда перегорит лампочка, и разместил сферические светильники по стенам на высоте человеческого роста.

      Плитка «Примавера» – испанская, кобальтовая с красными цветами и зелеными листьями, которой была выложена стена шахты – вспыхнула и заиграла.

      Ганцев опустил руку на перила, установленные неделю назад. Дорогое красное дерево еще источало аромат, хромированные стойки сияли. Ступени из искусственного гранита ложились под ноги, маленькая площадка синела напольной плиткой, которая стоила столько, что за эту сумму какой-нибудь пролетарий смог бы обложить дешевкой и кухню и ванну и туалет от пола до потолка.

      Верхний холл, уложенный паркетной доской цвета «венге», позволял пересечь его бесшумно. Нижний был гулким, каждый шаг отдавался в углах.

      Его стоило называть «прихожей», но он таковой не являлся. В обычных российских прихожих люди упирались локтями в стены и балансировали на одной ноге, по одному сбрасывая ботинки. В этой – огромной, как гараж для автомобиля гольф-класса – стоял изящный красный диван, на котором могли комфортно разуться сразу два человека.

      А пол, создающий звонкое эхо, был выложен «ромбом» в черно-белую клетку и вызывал мысли о временах Монтекки и Капулетти.

      О друге Викторе, которого собственная дочь сравнивала с камбалой, способной мимикрировать под шахматную доску, Ганцев не подумал.

      Лестничный свет погас, едва он вышел из зоны действия выключателя, почти сразу сработал локальный светильник – диодная сборка с датчиком, стоящая в розетке над полом.

      Холл неярко осветился, в одном из дверных проемов показалась внутренность гостиной – огромный диван из белой кожи и панно из плитки «Аквилон» над ним. Маргарита была фанаткой кафельной плитки, количество ее в новом доме не поддавалось исчислению. Еще более огромный светодиодный SMART-телевизор прятался в тени, но от того не исчезал.

      Напротив гостиной открывалась столовая, где стоял длинный стол из черной гевеи на двенадцать персон в окружении черных кожаных стульев, там не хватало лишь Гитлера в главенствующем торце. На противоположной стене поблескивали розетки – силовая, антенная и интернетская – в ожидании еще одного телевизора,