Остромов, или Ученик чародея. Дмитрий Быков

я не начинал вчера никакого дела! – развязно крикнул бывший журналист.

      – Как угодно, – кивнул масон. Золотаревский смешался.

      – То есть я начал роман… – пролепетал он.

      – Как угодно, – еще суше повторил масон. – Я, господа, не представился. Меня зовут Борис Васильевич Остромов.

      – Про-све-щеннейший человек! – Ломов поднял кривой палец. У него было что-то с костями: горб, неестественно длинные пальцы, огромные ступни. Уродство не обозлило его: он всегда кем-нибудь восторгался.

      – Я о вас слышал, кажется, – сказал Михаил Алексеевич в наступившей паузе.

      – Слышали обо мне многие, – с достоинством кивнул сероглазый, – видели единицы, а понял услышанное едва ли десятый. Вас же я приветствую и с удовольствием слушаю, но будущее – не наше дело. Мы не все еще поняли в настоящем, и для этого понимания я намерен собрать кружок.

      – Теперь опасно, – буркнул кто-то.

      – Уверяю вас, не опасней, чем это собрание. Мне вообще кажется, что путь сейчас один – если вовне пойти некуда, надо глубже в себя; или, если в себе наскучит, освоить ступенчатую экстериоризацию по методу Сведенборга.

      Все насторожились, а Михаил Алексеевич свистнул. Он демонстрировал иногда удивительно вульгарные манеры: увидев на улице поток желтой глинистой воды, мог радостно сказать: «Как будто сотня солдат…» Вид сотни солдат, которые вынули и льют, был ему, должно быть, приятен.

      – Какую именно экстериоризацию? – спросил Игорек. – Вы, верно, по методу Шарко, то есть выход наружу душевной жизни…

      Непременно надо было показать, что все знает, обо всем слыхал.

      – Вовсе нет, – спокойно пояснил Остромов, – Шарко нередко употреблял оккультные термины, понятия не имея об их смысле. У него наблюдался один из братьев, Ален Жофре, тоже, по счастью, знавший немногое. Вообще же он был врач по делам самым телесным, мозольный оператор, в сущности.

      Золотаревский прыснул.

      – Экстериоризацией называется выход астрального тела, – продолжал Остромов, волнообразно изображая этот выход. – Это упражнение требует огромной подготовки и высших степеней концентрации, но у нас оно доступно уже на третьей степени, при условии, разумеется, правильной защиты.

      – Вы можете это показать? – спросил Альтергейм.

      – Разумеется, нет, – улыбнулся Остромов. – Показать можно фокус, а выпускать для потехи душу из тела…

      – Но тогда, согласитесь, никаких доказательств, – заметил протрезвевший от любопытства Беленсон. Пред ним сидел живой масон, и Беленсон почти решил, что это сон.

      – Доказательств множество, – пожал плечами Остромов. – Экстериоризация как раз одна из немногих вещей, которые доказуются почти так же легко, как левитация. Вам известен, конечно, случай Бояно.

      – Неизвестен! – крикнул Беленсон. – Вам известен? – спросил он Михаила Алексеевича и, обводя присутствующих выкаченными глазами, искал поддержки.

      – Не слышал, – признался Михаил Алексеевич.

      – Я удивляюсь, –