Ханморская Древучесть. Анна Гутиева

воркующую суету, и ей, по обыкновению, было неловко за непричастность. Наконец перед всеми предстала шеренга из шести лохматых подростышей: пяти темно-коричневых и одной белой.

      – Посвящаемые! – проскрежетал Дубич. – Шуруйте в новую жизнь, выбирайте себе дорогу с широко распахнутыми глазами и помните: никто не отвечает за ваш выбор. Все сами, своими короткими ножками.

      Глава селения замолчал и дожевал цветок. Собравшиеся заволновались.

      – В какую сторону идти-то? – пробасил Бетька.

      – Я не сказал? – встрепенулся Дубич. – В лес. Конечно же, в лес. Смотрите на деревья, вчувствуйтесь в их молчаливые души, ощупайте их неровный характер и найдите свое. Какое дерево – такова ваша судьба.

      – Это все? – уточнил Бетька.

      Дубич деревенел на глазах. Он со скрипом открыл рот и пробормотал:

      – Мда, и не забудьте о древочьих младенцах в корнях деревьев. Помните, никто кроме вас посвящаемых не способен увидеть их. Тормошите малышей, пусть кричат зовут родителей.

      Глухо забарабанили палки о палки, заглушая слова. Сердце Душани тоже заухало. И чем быстрее и громче было «там-там» палок, тем сильнее волновалось сердце. Она оглянулась на других подростышей. Они стояли такие же напряженные и взволнованные.

      – Отвар! – приказал Дубич, и палки взорвались дождем «там-тамов».

      Древоки втащили на поляну дымящийся котел. Душаня сморщилась. По одному только запаху стало понятно, что его содержимое – преотвратная гадость. Взрослые наполнили шесть чаш и поднесли к посвящаемым. Густой пар обволакивал мысли, перестук палок оглушал их наповал.

      – Дети мои, страшитесь перемен: они обрушатся на вас, придавят и расплющат. По ощущениям, будто вы умерли. Но то всего лишь сдохла ваша прошлая жизнь. Ничего приятного, но потерпите временную смерть, и наступит жизнь новая, – голос Дубича был еле слышен сквозь стук и восторженные крики древоков. – Выпейте отвар!

      Подростыши опрокинули в себя обжигающее зелье.

      Душаня, застонав, повалилась на землю. Глаза заволокло зеленой мутью, сквозь которую просачивались очертания мечущихся по земле детей. Отвар ядом выжигал изнутри.

      – Аааа! – вдруг зашлась в крике она… или все посвящаемые разом – не разобрать.

      Душаня выгнулась дугой от острой боли: древесное тело медленно прорезали витиеватые узоры. Белая гладкая кожа скрылась под кружевом черных спиралей. И древока потеряла сознание.

      ***

      – Неееет!

      – Дубич!

      – Что вы делаете? – взрывались отчаянные крики сразу отовсюду.

      Зеленая муть, сквозь которую смотрела очнувшаяся Душаня, показывала что-то несусветное. Дубич облил себя отваром и, поклонившись на четыре стороны, залпом выпил остаток. Высохшее тело налилось зеленью, клочки шерсти заветвились в сучья, ноги пустили корни. Глава Древок-селения увеличивался, поднимался над деревьями, и вот на поляне стоял неохватный трехсолетний дуб.

      – Там! – вдруг прохрипела Душаня и поползла к дубу.

      Ее тело было