Следом за тобой. Монсирийская дюваль. Ася Муевская

знают, что здесь происходит по ночам.

      – Я… – мне вдруг стало стыдно за свой внешний вид. Я валялась на ногах, как алкоголичка после десятка кабаков, к тому же со следами удавки на тонкой шее.

      – Говорю же, не хочу ничего слышать, – перебила тетушка. – Вставай же, вставай. Идем. Я наберу горячую ванну, ляжешь, зажжем свечи с шоколадом… – тетушка Асмэ внимательно посмотрела на меня. – Нет, с ванилью, конечно же, с ванилью.

      Даже если не смотреть на тетушку, ее присутствие всегда можно угадать по запаху самодельного крема для рук, что напоминал миндальное печенье. Говорят, я даже однажды укусила ее, когда мне было шесть, но я не помню.

      Когда ванна была готова, я медленно погрузилась в горячую воду и растаяла в ней, как мороженое. И шея, и плечи, и грудь мигом забыли о боли.

      – Альту или монсирийскую дюваль?! – крикнула тетушка Асмэ из комнаты, но не дождавшись ответа, сразу же добавила: – Конечно же, альту, что тут думать.

      Как бы сказал Лепешка: «Профессионалы вопросов не задают, а если и задают, то из вежливости». Тетушка прекрасно разбиралась не только в запахах, но и в музыке ветра, – в общем-то потому, что и то и другое требовало глубокого знания порошков, в частности житейских секретов их приготовления, в чем Асмэ не было равных.

      К слову, об альте – это удивительный инструмент, о звучании которого другие замки могут только мечтать; хотелось бы хоть одним глазком увидеть, как ее делают милдраарокцы. Лепешка говорил: если смазать ее мазью из алого дерева, она способна заживлять раны одним только звуком. Но и без мази она звучала настолько красиво и нежно, что негатив оседал на дно ванны, делая ум ясным, а настроение спокойным.

      Как же мне не хватает твоих рассказов, Лепешка.

      Асмэ поставила альту на балкон, посыпала бежевым порошком и инструмент зазвучал вместе с порывами южного ветра. Несмотря на то, что альта была изобретением милдраарокцев, только в горах Рара она звучала так прекрасно. Ветер спотыкался о скалы и создавал неповторимую мелодию – никто бы не сыграл лучше, – которая успокаивала хлеще любых отваров.

      – Давайте, – сказала я, приоткрыв дверь шваброй. – Идите и вы искупайтесь. Мне хватит.

      – Чего это? Что несешь-то? Валяйся, набирайся сил, – сказала тетушка.

      – Пожалуйста, – сказала я. – Мне и так стыдно.

      – За что тебе… тебе-то, ангелку, стыдно?

      – Горячая вода… свечи… альта… Больше половины замка не получает этого даже по праздникам, а я… я ведь ничем не лучше.

      – Глупости какие! Всего хватает, – сказала тетушка. – Ни один житель Рара не страдает так, как ты.

      – Неправда, – сказала я. – Вы только и страдаете из-за того, что я такая капризная дура. Если бы я была сговорчивее, еды было бы…

      – Да что ты такое говоришь? – перебила тетушка и присела на ванну. – Марочка, мы все тебя очень любим. Никому и в голову не приходило думать, что тебе живется проще. За твою работу…

      Забавно, что она считает «это» работой.

      – … за твою работу полагается гораздо больше, чем ванна и свечи. Прислуживать Хозяину…