Следом за тобой. Монсирийская дюваль. Ася Муевская

и я прошу не судить за это, а постараться войти в положение – в моей жизни были и весьма удручающие периоды. В частности, тот самый день, с которого начинается сага.

      Глава 1.

      Никогда не понимала, почему пибоди-голдцы делают стулья такими высокими, если обладают весьма скромной высотой тела, – впрочем, наверно, как раз поэтому.

      Тем не менее, не будь у меня пибоди-голдского стула, пришлось бы ставить два стола друг на друга, а сверху еще стул – что было бы настоящим испытанием для таких костлявых рук, как у меня. Смех, да и только: не повесишься, так разобьешься.

      Я закинула петлю на шею и уставилась в голубую пелену за балконом.

      Не спешите меня осуждать. Как говорится, кто без греха, киньте в меня камень, – только, пожалуйста, выберите побольше, чтоб уж наверняка.

      Эта тварь уничтожила все, что я любила. По сравнению с тем, какой жизнерадостной и свободной я была, сейчас я была сломана, как спичка. Не говоря о родной сестре и единственном друге, которых он забрал у меня.

      Оставалось лишь шагнуть – и я без задней мысли сделала это.

      Позвоночник натянулся как тетива, а саррокковская простынь так врезалось в кожу, что показалось, будто я обожглась.

      Поэтично, что даже поломанная спичка еще способна жечь.

      В какой-то момент тело перестало сопротивляться.

      В темноте глаз я стала различать прекрасные желтые поля и огромные деревья. Недалеко от себя я увидела ослепительно белую лошадь с пышной гривой. Я подошла, чтобы лишь погладить ее, но затем решила запрыгнуть на спину, и поскакать галопом в сторону голубого горизонта.

      Я скакала и скакала, разрезая колосья пшеницы и чувствуя теплый ветер на своем лице, скакала и скакала, пока неожиданно – вдали, на входе в хвойный лес – не показался знакомый образ. Я точно знала эту девушку. «Неужели Саила?» – подумала я. Подбираясь ближе, ее черты лица все более напоминали мою сестру.

      Я пригнулась, прижавшись к лошади, и поскакала еще быстрее. Копыта шумели как кувалды, бьющие о землю, а я пыталась разглядеть расплывчатое лицо сестренки. Я уже начала смеяться, словно наконец все вернулось обратно, но внезапно – и я сама не поняла, как это вышло – упала наземь.

      Мое тело рухнуло на пол, а легкие стали жадно наполняться воздухом. Я кашляла навзрыд, вцепившись в веретено из простыни, а Амаэль стоял возле. Он смотрел на меня, сидящую на коленях, словно на муху в липкой паутине, и хоть бы улыбнулся или разозлился, – нет же, на его лице не было и намека на выражение.

      – Думала, можешь просто убить себя, и все закончится? – сказал он.

      Я хотела закричать – «будь ты проклят!» – или отреагировать хоть как-то, но никак не могла откашляться. Из пяти сыновей именно Амаэля я ненавидела больше всех. Не за его безразличие и жестокость, а за то, что они были ему ни к лицу, будто глубоко внутри него было спрятано что-то светлое, а он за каким-то чертом играл роль, которую выбрал для него отец.

      Впрочем, может быть, мне просто нравились его благородные черты лица и крылья, которые, в отличие от других детей Хозяина, были не черного цвета, а скорее дымчатого. А может, я была просто дурой, которая тащилась от властных мужчин, даже пусть и другой расы.

      Я смотрела в его глаза, взращивая отвращение, и продолжала кашлять, словно проглотила горсть загжаурских гвоздей. Подумать только, а ведь Лепешка засыпал и просыпался с этой болью на протяжении месяца. Бедный, бедный Лепешка. И почему никто ничего не сделал; почему все просто слушали его стоны, занимаясь своими делами?

      Отрезать руку, лишить речи, выгнать из замка – что угодно, но никак не смертельная пытка гвоздями за несчастный кусок мяса, которого у Хозяина было полно. Лепешка не заслужил такой смерти! Он никакой смерти не заслужил! Прошло уже несколько месяцев, а я чувствую словно это было вчера.

      – Не забывай, что за тобой приглядывают, – сказал Амаэль. – Стоит тебе только подумать о чем-то подобном, и сэр Батрогосский доложит об этом, – Амаэль вскинул огромные крылья, подняв в воздух все легкое, что было в комнате, и вышел на балкон. – А ведь благодаря тебе он остался жив, – сказал Амаэль, слегка повернув голову вбок. – Как ты там говорила… каждое существо заслуживает жить? Что ж, наслаждайся.

      Амаэль дважды щелкнул языком – так он давал команды летучему, – и присел в коленях, приготовившись к прыжку.

      – Однажды я убью Хозяина! – закричала я хрипло. – Слышишь? Не будет и дня, когда бы я не попыталась найди способ отправить его на заклание драконам!

      Амаэль выпрямил ноги, но не стал даже поворачиваться. Выслушав его молчание, я прекрасно поняла, что он имеет ввиду: «Ты не способна убить даже себя. Какой тебе убить Хозяина?»

      – Даже если и не получится! Я буду ковырять его десертным ножом, пока он спит, – продолжала я, сидя в шелковой луже своей ночнушки. – Буду сыпать химозу в вино и крошить в салаты сочепкины ягоды! Вот ради чего я теперь буду жить! Каждый новый день будет еще одной попыткой убийства, и впереди у меня не менее тысячи!

      – Ты не сделаешь ничего из этого, – прервал меня