Сказка о квартире-избушке, Ленке-старушке, Бабе-яге, Кощее, Иване и его «харлее». Мария Мартова

не отвечает,

      лишь головою качает,

      руками разводит —

      на ум ничего не приходит.

      А Ванька с надеждою зыбкою,

      с робкой попыткою

      последний вопрос задает:

      – А может, как-нибудь пронесет?

      Чудо какое на помощь придет…

      – А! Ежели чудо,

      то и тужить не худо.

      Но чуда не будет за так.

      А ты, Иван, оказался дурак!

      Ты и коня не найдешь,

      и себя не спасешь,

      не пойдешь под венец

      и не сыщешь ларец,

      и с Кощеем не справишься,

      и с носом останешься.

      Не царь, не герой, не мужчина,

      а просто дурак-дурачина!

      Тут у тварей у всех

      вырвался смех.

      Даже леший мудрейший,

      из всех их важнейший,

      и тот не сдержался,

      до слез рассмеялся.

      Что же тут началося!

      Что же тут поднялося!

      Будто из пушки,

      по всей по опушке

      грохот раздался,

      хохот сорвался.

      Да не забава шутливая,

      а безумство глумливое —

      свист, галдеж и кривляние.

      Сущее наказание!

      Разгул силы нечисти,

      расцвет мелкой пакости!

      Ванька не в силах крепиться,

      сквозь землю готов провалиться.

      Стыда не стерпел

      и прочь полетел.

      Летит без оглядки,

      только сверкают пятки.

      А вслед ему нечисть смеется,

      аж лес от смеха трясется.

      Каждая травка, каждое деревце

      над Иванушкой тешится.

      На сто верст кругом

      ходит смех ходуном.

      А Иван все бежит и бежит,

      а хохот в ушах все стоит и стоит,

      стозвоном отзывается,

      на части рассыпается.

      Сердце Ванино разрывается.

      А Иван все бежит,

      а сердце его все стучит.

      Сколько дней он бежал,

      и сам-то не знал.

      И сам-то не знал,

      сколько ночек не спал,

      не спал, не дремал,

      покоя ногам не давал.

      Силы зазря потерял,

      вконец ослабел,

      дальше идти не сумел.

      На полпути остановился,

      на землю повалился.

      Лежит, не вздохнет,

      того и гляди, помрет.

      Еле живой лежит,

      сам себе говорит:

      – Ой, не подымуся,

      от земли не оторвуся.

      Боле невмочь

      себя превозмочь.

      Близок, видно, конец.

      На свете я не жилец.

      Уж смерть бы за мною пришла,

      скорее меня бы нашла.

      Однако сквозь стон и рыдания

      он слышит еще причитания,

      чужие вздохи и речи

      на языке человечьем.

      Иванушка поднял головушку

      и видит: за рощею,

      за лесною за чащею —

      пруд глубокий, широкий,

      а у пруда берег высокий.

      А на берегу на крутом,

      на камне на большом,

      на камне, на камушке,

      сидит, плачет Аленушка,

      плачет-рыдает,

      смерть