Прощай, COVID?. Коллектив авторов

не пациенты, пытающиеся отстоять свои права (что вполне укладывается в логику политики идентичности и групповых исков), а, напротив, профессионалы, вынужденные культивировать подобную сверхчувствительность в режиме подготовки к катастрофе по Герману Кану[7], одному из архитекторов холодной войны: чтобы избежать последствий катастрофы, а может, и ее самой, необходимо исходить из ее неизбежности, руководствуясь в практической политике катастрофой как уже состоявшимся событием. В ситуации эпидемии основная часть населения не может послужить компонентом нормативно-либеральной конструкции знания, но задача в том и состоит, чтобы оно им не служило, то есть чтобы инфекция не распространялась; а раз так, оно не может быть надежным инструментом изоляции самой событийности и казуальности болезни, не может территориализировать ее на себе. Официальная задача нераспространения инфекции совпадает с устранением самой функции индивида (нам, если мы врачи и управленцы, требуется, чтобы потенциальный больной не заболел), а потому единственный способ конструирования реальности патологии – эскалация по методу Кана и «болезни Лайма», но уже силами профессионалов. Это, разумеется, не может не порождать эффекта заговора – как и ответных конспирологических теорий.

      Исключительность пандемии оказывается в этом смысле структурной уловкой, необходимой для самого ее существования в той ситуации, в которой невозможно восстановить нормальное распределение ролей знания: пандемия нужна, чтобы пандемии не было. Перлокутивно она нацелена на самоустранение. Иными словами, сверхчувствительность требуется именно для того, чтобы впоследствии, в ретроспективе, у нее не нашлось оправданий, то есть чтобы постфактум она предстала безосновательной, своего рода секьюритарным блефом, который остается единственной стратегической опцией победителей.

      Как бы ни оценивать причины очерченного сдвига в диспозиции медицинского знания и независимо от того, видеть ли в самой «пандемии» лишь повод, а не причину, – ясно, что, хотя пока намеченная конструкция выглядит достаточно противоречивой, ничто не мешает ей сохраниться и обрести определенную устойчивость. Ее компоненты уже введены в строй: примат внешнего наблюдения перед частной позицией больного (или иного потребителя соответствующего знания «от первого лица»), казуализация знания (выражаемая в приоритете статистики и поиске корреляций), наконец, распространение стратегий закрытости по принципу «мышления немыслимого», известному по холодной войне и теориям катастроф. Несмотря на внешнюю неустойчивость и чрезвычайный характер, сам этот примат не-нейтрального, принципиально закрытого, инфляционного знания-блефа, становящегося предметом ставки одних агентов и критики или сопротивления других, вполне может стать отправным пунктом для новой сборки знания.

      Между паникой и надеждой

      Михаил Маяцкий

      Михаил

7

Kahn H. On Thermonuclear War. Princeton: Princeton University Press, 1960; Idem. Thinking about the unthinkable. New York: Horizon Press, 1962.