Верность. Марко Миссироли

и помог разогнуться. У того был затуманенный взгляд, и Андреа не отпускал его, пока мама передавала ему медицинскую карту с заключениями врачей.

      – Жду от вас новостей.

      Перейдя дорогу, они миновали церковь. Шли бок о бок, словно хотели согреться, тут старик опять заупрямился:

      – Я никуда не пойду.

      – Ты же ждал своей очереди целых два месяца.

      – Ты совсем как твоя мать.

      – Это просто осмотр.

      – Да отстань ты!

      – Ну, поступай как знаешь.

      Так и было с тех пор, как посетители бара «Рок» нашли его на земле у киоска: он держался за левую руку и жаловался на боли в груди. Из больницы он вышел с тремя шунтами и заявлением, что, мол, Ватикан – это кардиналы, а не папа римский, «Интер» – футболисты, а не Моратти, и все это едва не отправило его на тот свет. Потом добавил: и киоск. Врачи ему не перечили, четырехчасовой сон угробил его сердечную мышцу. Поэтому теперь он спал на час дольше, не орал перед экраном во время трансляции «Спортивного воскресенья», не беспокоился по пустякам и не курил тайком мамины «Мальборо». Он перестал тревожиться о завтрашнем дне. Андреа справится сам. Мария справится сама. Ему оставалось теперь только одно: поступать так, как он считал нужным.

      – Сходи на прием, и забудем об этом.

      – Заведи себе собаку и отстань от меня.

      Андреа шел за ним следом до самой скамейки у детской площадки. Они сели, из-за тумана солнце почти не проглядывало, поэтому отец застегнул рубашку до самого верха, джинсы были ему велики, и ноги в них болтались на манер маятника.

      – Заведи немецкую овчарку и успокойся.

      На скамейке напротив сидела девушка с кожаным рюкзаком на коленях, доставала оттуда что-то съедобное и клала в рот. Она показалась Андреа чем-то расстроенной.

      – Или маремму, – отец выпрямился и схватился за плечо.

      – Сам заведи.

      – Тогда отвяжись от меня. – Он потер плечо.

      – Что с тобой?

      – Засиделся в неудобном положении.

      Андреа уставился на свои ладони. Широкие и гладкие, безымянный палец длиннее указательного. Соединив руки, принялся их растирать, как делал всегда, когда был в чем-то не уверен, краем глаза поглядывая на отца – тот все еще держался за плечо. Стараясь не обращать на него внимания, Андреа смотрел на печальную девушку, которая то и дело бросала на него робкие взгляды. На детской площадке латиноамериканские няньки негромко переговаривались между собой. Он поднес ладони к лицу. Они все еще пахли Маргеритой.

      – Где болит? – спросил Андреа, опустив руки.

      – Синьора Вентури больше не заходит за «Коррьере делла сера». Видите ли, ее муж теперь читает на компьютере.

      – Плечо?

      – После моей смерти сразу же продай киоск.

      – Плечо, и все?

      – И шея немного.

      – Обопрись хорошенько и опусти руки вдоль туловища.

      – Сразу же продай киоск, понял?

      – Сделай,